Он кивнул, а когда я шел к выходу, чувствовал его задумчивый взгляд между лопаток, похожий на сфокусированную красную точку лазерного прицела, малость смещенную в левую сторону.
В отеле к лифту прошел мимо распахнутых дверей ресторана, где успел увидеть мелькнувшую фигуру той стройной официантки, что Джеми Франклин, но я этого пока не знаю, зато знаю, что, пока общался в Пентагоне, сервер пополнился на сто двадцать терабайтов фото, роликами и и-мейлами со всех концов света.
Ничего особенного, по крайней мере для меня, а наше руководство в расчет не беру, там такие же люди, как и здесь, а это значит, смотрят только под ноги, чтобы не споткнуться или не наступить на мину, а вперед зрят не больше чем на два шага.
Я же, как трансгуманист, должен принимать в расчет только интересы человечества, а не местных царьков, как бы они ни назывались: президенты, премьеры, канцлеры, султаны, халифы или магараджи.
Потому то, что знаю я, не будет поставлено на службу ни моему правительству, ни чужому, так как для меня все немножко чужие, в смысле, рудименты прошлого.
Пока еще полезные и даже необходимые, но трансгуманисты обязаны смотреть не на два шага вперед, а стараться увидеть как можно четче то, что маячит далеко и даже очень далеко впереди.
Тихонько звякнул мобильник, я машинально включил, думая еще о том, как завтра избежать разговора про мины, а сразу о глобальных рисках, слуха коснулся тихий смех, тут же прозвучал очаровывающий голос Синтии:
– Что-то с картой?.. Показывает, ты в Америке, в Вашингтоне… Ты где, Володя?
С экрана на меня с интересом смотрит ее бесконечно прекрасное лицо, иногда природе удается создавать такие шедевры, что просто сердце щемит. Нужно хорошенько просмотреть ее генокод, выявить, что там и как, потом все можно воспроизвести в лаборатории.
Я поднял смартфон над головой и медленно покрутил во все стороны, стараясь, чтобы объектив камеры захватил интерьер, а потом подошел к окну и показал вид на далекий, но все же узнаваемый Пентагон.
– Сейчас в гостинице, – ответил я мирно. – Через часок на некий светский раут, а утром снова в Пентагоне… А как ты?.. Свадьба уже состоялась?
Она сказала с укором:
– Ну что ты!.. Так быстро не делается. Мы хоть и современные, но желаем, чтобы такое осталось в памяти.
– Вы и так запомните…
– Чтоб осталось у всех в памяти, – пояснила она. – Родители приглашают всех и своих друзей.
– А-а, – протянул я. – Мне всегда казалось, ты просто ультрасовременная.
– Не во всем, – заверила она. – По большей части я консервативная. Но современной быть модно, а я не желаю выделяться в худшую сторону.
– Ты можешь выделяться только в лучшую сторону, – заверил я.
– А ты что там делаешь? – поинтересовалась она. – Смотришься просто здорово!.. Какое-то лечение особое в Америке?
– Да какой-то сбой в организме, – пояснил я. – Моя хворь остановилась, потопталась на месте, а потом пошла в обратную сторону. С этими мутациями никогда не знаешь заранее, что получится.
– Может быть, – предположила она, – ты теперь здоров?
– Не знаю, – ответил я. – Самая неясная область в медицине – мутации. Может быть, причина болезни исчезла, а может… не хочу даже предполагать.
Она зябко передернула плечами.
– А что ты там делаешь?
– Днем совещания в Пентагоне, – сообщил я, – а вечером, как уже сказал, светский раут с местной знатью, это тоже обязательное. Комильфо, везде комильфо.
Она сказала завистливо:
– Говоришь местной, как будто это провинция! Но это Вашингтон, где самые-самые!
– Да мне без разницы, – ответил я честно. – но протокол обязывает. Придется даже костюм напялить. Как-то в джинсах и футболке вроде бы не совсем уместно…
Она весело расхохоталась, я со щемом вслушивался в ее звенящий волнующий голос и не понимал, хочу ли, чтобы звучал для меня, как жаждал раньше, в конце концов все женщины такие, им тоже выживать надо, мужчин ищут надежных, устойчивых, которые могут обеспечить им будущее, а я таким точно не был.
– Ты неисправим!
– Похоже, – ответил я с грустью.
– А почему так невесело? – спросила она с веселым упреком. – Женщины больше любят стойких мужчин. Это мы, слабые, легко поддаемся моде, да и то потому, что боимся показаться недостаточно современными.
– А если бы не боялись?
– Остались бы старомодными и консервативными, – заверила она.
– Да ну ладно…
– Мы, женщины, – сообщила он, – более гибкие, чем вы, мужчины. В социализации. Вы творите мир, а нам приходится приспосабливаться. Под мир, который вы создаете и… под вас.
– Ого, – сказал я невольно, – ты открываешься с другой стороны.
– Просто открываюсь, – мягко сказала она.
– А раньше?
– Все мы закрыты, – объяснила она. – Открыться… это же стать беззащитной! Любой мужчина и то закрыт, как Чехов в футляре, а что уж нам, женщинам?