Человек из будущего

Он сказал деловым голосом:

– Возможен вариант, как мы обсуждали перед вашим приходом, что таких операций одновременно может проводиться по две-три в день. В разных частях света.

Я кивнул, подтвердил:

– Да, такое возможно. И понятно, я буду присматривать из командного центра, а не бегать с высунутым языком впереди каждой группы из трех-четырех человек.

Мещерский прислушался к голосу в клипсе на ухе, ответил громко, чтобы слышали и мы:

– Да, Антон Васильевич, мы как раз говорим на эту тему. Заходите, послушаете. Что-то посоветуете…

Бондаренко спросил с иронией:

– Генерал?

– Да, – ответил Мещерский. – У него скоро очередной выпуск краповых беретов. Ищет, где опробовать их выучку в реальных условиях.

Бондаренко улыбнулся.

– Владимир Алексеевич укажет немало целей. Владимир Алексеевич?

Я невесело вздохнул.

– К сожалению. Мир развивается неравномерно, что создает… трудности, говоря мягко. К примеру, взять Китай, который так спешно встраивается в западную модель мира, чему все рады. Но в Китае копировать западную технологию, не считаясь с лицензиями, считается вообще доблестью.

– Свинство, – заметил Бондаренко с достоинством.

– Они это называют учебой, – пояснил я, – а учиться везде и у всех считается хорошим делом. Так что у них нет никаких угрызений совести, когда проводят запрещенные в Европе эксперименты с генетическим моделированием.

Бондаренко сказал с иронией:

– Это же в сраной Европе запрещены!.. А Восток и Азия от нее теперь свободны. Так, Владимир Алексеевич?

– Вот-вот, – поддержал его Бронник, – Европа Китаю не указ. Тем более ни у кого не спрашивают разрешения Северная Корея или Бирма… как и сотня еще независимых и суверенных стран, чтоб они все передохли!

Глава 2

Отворилась дверь, вошел Кремнев, огромный и красномордый настолько, словно его только что вынули из горна с горящими угольями.

Пожал всем нам руки и сел рядом с Бронником. Мещерский сказал успокаивающе:

– Антон Васильевич, спокойнее, спокойнее. Не надо так по-людоедски, хотя мы, как гуманисты и ценители прекрасного, вас вполне понимаем, но… молча. Вон как Лаврентий Петрович, самый большой ценитель гуманизма.

Кремнев хмыкнул, но смолчал.

Бондаренко сказал ровным голосом:

– Разная философия, неравномерность развития… Потому Азия и Восток даже не поймут, почему вы им такие страсти желаете. Там даже не предполагают, что их закрытость от инспекций может принести всему человечеству гибель. Им тоже.

Мещерский сказал невесело:

– Всю историю человечества все страны и народы боролись за независимость!.. Большинство в мелких странах до сих пор чувствуют себя, скажем мягко, не совсем в безопасности.

Кремнев прогрохотал негромко:

– А как должны себя чувствовать, видя, как Штаты по надуманным и лживым предлогам напали на Ирак и Ливию? Уничтожили эти государства полностью, а теперь совершают перевороты в других странах, которые им не нравятся?

Мещерский чуть поморщился, но возражать почему-то не стал, как и другие, я сказал резко:

– Это никому не нравится! Как и Штатам. Но если бы те страны допустили комиссии для проверки, ничего бы не случилось.

– Ничего? – спросил Кремнев.

– Войны бы не случилось! – отрезал я. – Какой, на хрен, суверенитет в двадцать первом веке? Мы уже начали слияние в одно государство!

Кремнев прогрохотал:

– Конечно, в Соединенные Штаты Америки?

Он произнес это с таким выражением, что даже мне стало неловко, словно я что-то или кого-то предаю, хотя генерала понимаю чисто по-человечески… на уровне человека девятнадцатого и даже двадцатого веков. Никто не желает не просто подчинить свою страну другой, тем более чужой и в немалой степени враждебной, но и вообще строить свою страну в этой самой чужой, что значит, отказаться от идентичности.

Я покосился на Мещерского, тоже морщится, постоянно сталкивается с тем, с чем столкнулся я на этом совещании. Только сейчас дошло, что все промолчали намеренно, подталкивая меня ответить генералу, а я, вот уж новичок в таких играх, тут же клюнул.

– К сожалению, – сказал я, раз уж отвечать надо и дальше, – время не терпит. Вы видели, что нас только чудо… или случай спас от эпидемии в Европе.

Мещерский, тонко улыбнувшись, уточнил:

– Непрофессионализм! Непрофессионализм спас.

– Тот самый, – подхватил Бронник, – который и должен стать эталоном профессионализма в двадцать первом веке.

Я сделал вид, что не услышал, чтобы не дать сбить себя на соседнюю дорожку дискуссии, и сказал с тем же нажимом:

– Предположу, что такие же лаборатории сейчас создаются и в других точках планеты. Это может быть даже в Штатах и Европе, но там чуть труднее, зато полное раздолье в нестабильных странах!

Мещерский помолчал, ожидая, когда я продолжу, но я молчал, он сказал в нетерпении:

– Договаривайте, Владимир Алексеевич.

Я огрызнулся: