Человек из будущего

– А что такого? – спросил я невинно. – Все люди чешутся. Чего тут скрывать? Не понимаю… Ах да, забыл сказать, на этом переходном этапе от пещерных нравов к послепещерным доступ к тотальному просмотру только у меня. А охрана бдит только за входом, лестницей, коридорами… Теми местами, где все и так приосаниваются и подтягивают животы.

– Как же тебе повезло, – сказала она с тяжелым сарказмом. – Во всех туалетах камеры установил?

– Во всех, – подтвердил я. – А что такого? Не заметила, что теперь во всех фильмах главные герои время от времени заходят в туалет, писают и какают, выпучивая глазки от натуги?

Она передернула плечами.

– Омерзительно.

– Какая ты допещерная, – сказал я с сожалением. – А с виду вон какая… одни сиськи чего стоят!.. Это все делается для того, чтобы приучить народ, что в человеке нет ничего стыдного, чего нельзя показывать посторонним.

– А приличия?

– Пережиток, – отрезал я уверенно и нагло. – В каждом веке, даже в каждом отрезке времени свои пережитки, то бишь приличия. Даже на протяжении одной жизни меняются не по разу.

– Все равно ты свинья!

Я сказал успокаивающе:

– По крайней мере не стоит прятаться от проверяющих органов.

– Это ты проверяющий?

– Я консультирующий, – ответил я с достоинством. – Контролирующий. Да-да, контролирующий человечество на его трудном переходе из одной стадии в другую, потом быстро-быстро в третью, а затем уже с разгона прыжок в четвертую.

– А кто не успел, – съязвила она, – тот, как ты говоришь по-научному, опездол?

– Вот видишь, – сказал я довольно, – даже капитана контрразведки удается обучить научной терминологии!

Она сказала мечтательно:

– Как бы тебя придушить, гад?

– Пусть лучше увидят, – сказал я успокаивающе, – как ты какаешь, чем ворвутся к тебе ночью, выбив дверь, по подозрению в изготовлении в туалете биологического оружия. А заподозрить могут по утечке запахов… если забудешь смыть или очень уж мощно пукнешь.

Она сказала со злостью:

– Блин, и этот мир я защищаю? Или в самом деле чего-то недопонимаю?.. Давай собирайся. В шесть будет совещание высшего руководства.

Я спросил недовольно:

– А разве наш комитет по рискам не автономен?

– Автономен, – ответила она с неохотой, – но начальники отделов время от времени собираются на координацию своих действий.

– Собираются или их собирают? – спросил я. – Ладно, не отвечай. К шести буду. А так как шесть утра уже миновало, а до шести вечера еще семь часов…

– За тобой заехать? – предложила она. – А то у высоколобых бывают с памятью проблемы.

– Заезжай, – предложил я. – Заодно приведешь меня в форму.

– Чего-чего? – переспросила она. – А знаешь, что теперь называется сексуальным домогательством? Да еще с использованием служебного положения?

– Ладно, – сказал я, – тогда не заезжай.

Она подумала, сказала сердито:

– Как ты быстро сдаешься!.. Заеду, но сексуальное домогательство будет с моей стороны. Надеюсь, тебе стыдно будет подавать жалобу в комитет по защите животных?

– Ничуть, – заверил я. – Открытость и прозрачность общества предполагают, что в нашей жизни ничего не может быть стыдным. И чем мы высокодуховнее и законопослушнее, тем бесстыднее и безнравственнее.

Она сказала зло:

– Сейчас приеду и сразу убью! С порога.

Глава 5

Приехала не сейчас, пугает, но за три часа до начала совещания, так что успела и в форму привести, впрочем, себя тоже, и поужинать поужинали, а то на ночь есть вредно, после чего вытащила меня из дома и впихнула в автомобиль.

Я не стал уточнять, что за такое срочное совещание вечером в воскресенье. Понятно, достаточно и субботы, это демократам нужно отдыхать всю жизнь и ничего не делать, а для людей воскресенье – это уже начало понедельника.

Обязаны работать даже генералы, хотя, по расхожему мнению вечно недовольных интеллигентов, генералы только в гольф играют на генеральских дачах, выстроенных руками бедных солдат-срочников.

Едва выехали на шоссе, засветился экран на боковой панели, Данко послал вызов и ждет, я сказал коротко:

– Связь.

Появилось его лицо, покосился на Ингрид, но если я принял вызов при ней, то, значит, говорить можно, он сказал с чувством глубокого удовлетворения:

– Владимир Алексеевич, несколько нитей привели к Килу Рутерману. Это крупный торговец, смелый и амбициозный, занимался строительством в Африке, вкладывал деньги в нефть и сжиженный газ, торговал оружием, спонсировал государственный переворот в Уганде, разжег этническую войну в Чаде, однако прямых улик против него собрать так и не удалось…

– Хорошая биография, – одобрил я.

– Не скучно человек живет, – согласился он. – Не яхты себе покупает и не острова в теплых морях…

– Частные армии имеет?

– Не знаю насчет всех, – ответил он, – но две у него есть точно. Обе моторизованные, вооружены по последнему слову, в каждой по две тысячи головорезов. Не считая отдельных мобильных отрядов, что по его заданиям рыскают не только по всей Африке, но теперь осваивают и Ближний Восток.

Я задумался, кивнул.

– Даже не оружейный барон, а оружейный герцог?

Он покосился на замершую Ингрид, что старается даже не двигаться, чтобы не мешать настолько масштабному разговору.