Человек из чужого времени

«Торговать не умею и не буду. Вот быть юридическим клерком я не прочь. Обеспечение юридической и экономической безопасности фирмы – это нормальное дело для юриста. Но не для историка, доктора наук, профессора. Что будет, если я исчезну? Что случится, если с моим исчезновением сорвется какая-нибудь сделка? Тогда весь удар придется на настоящего Михаила. Он не станет делать то, чем собираюсь заниматься я. А упрашивать его никто не будет. Квартира на Мойке – хорошая гарантия. Но и это еще не все. Лизу тоже не оставят в покое. Перспектива не слишком радужная – остаться и без квартиры, и без возлюбленной. С другой стороны, исчезну я физически или нет, роли не играет. В августе на самом деле мне надо будет исчезнуть формально. В любом случае с конца августа останется только один из нас, двойников – настоящий Михаил Иванович Петров, ученый, доктор исторических наук, профессор Ленинградского государственного университета. А про какого-то там юриста все вскоре позабудут. Был человек – и нет его. Эка потеря. Пока не знаю, как и куда, но мне придется исчезнуть. Мы с Лизой что-нибудь придумаем. А настоящему Михаилу надо заниматься своим делом, по предназначению. Это сейчас он как бы болеет. Но с работы его никто не увольнял. Опасность минует, все поутихнет, начнется новый учебный год, и он снова займется исторической наукой, ибо только она возвращает и славу, и позор из забвения, только она учит людей уму-разуму, только она заставляет человечество думать о своем предназначении и о своей судьбе. Надо сделать так, чтобы мои отношения с окружающим миром закончились не позднее конца августа, желательно числа двадцатого. День двадцать первое августа должен быть под абсолютным контролем, ибо я уже знаю, что это за дата. Если контракт на два месяца устроит Семена Ефимовича, я буду на него работать. Если нет, то завтра же нам надо будет разойтись по-хорошему и без долгов».

Михаил встал и стал нервно расхаживать по комнате. Он понимал, что в его рассуждениях много справедливого, и все же он кривил душой. Он понимал, что Армена не оставит, что никаких условий Семену Ефимовичу не предъявит. И еще он знал, что все эти рассуждения вторичны. Главным сейчас является обеспечение безопасности себе и Лизе. Надо все сделать так, как она наметила. Они уже планировали с Лизой, что сначала выедут в Прибалтику, оттуда паромом доберутся до Стокгольма. А там их уже ждут. Эти планы – не фикция и не фантастика. Это стратегия, а тактика – более изощренная. Она не поддается прогнозированию и здравому смыслу. Она ситуативна. Просчитать все ситуации нереально. Именно благодаря этим планам он еще жив. И пока что его удел – приспосабливаться, выживать, защищать свое будущее и свою любовь. На душе снова стало гадко.

«И все же интересно устроен человек. Вот он живет, привыкает к каким-то нормам и правилам. У него формируются принципы, интересы, привычки, мораль. Он становится важным составляющим элементом единой общественной системы. Без него нет общества. Разобщенные люди, даже если они вместе, являют собой толпу, и ничего другого. Для меня, человека, волею судеб упавшего на дно, весь смысл заключается в том, чтобы быстро подняться наверх, обрести свой статус, адаптироваться к новым условиям. Преобразовывать что-то или воздействовать на что-либо можно лишь тогда, когда у тебя есть сила. Оказывается, сила ума и культуры, сила морали и принципов – ничто перед силой положения, власти, достатка, уголовной силы».

Михаил подошел к окну, открыл форточку и стал с жадностью глотать свежий утренний воздух. Он вновь успокоился и продолжил размышлять.

«Именно поэтому я – человек, пришедший из России капиталистической, а не мой родственник – “вшивый интеллигент” из уходящей России советской, смогу приобрести эту силу. Мне мои принципы не претят помогать коммерсантам зарабатывать на спекуляциях огромные деньги, если это позволит мне подняться и встать на ноги, если это единственный путь выжить и сохранить свою любовь, сделать ее счастливой и безопасной. А вот современному Михаилу этим недугом еще предстоит переболеть».

Михаил давал себе установку, прекрасно понимая, что все, что он здесь сам себе наговорил, может лопнуть, как мыльный пузырь, из-за любого пустяка – он никогда не опустится до подлости, низости, унижения и самоуничижения.