Человек из чужого времени

– Вас сразу и не узнать. Хорошо выглядите, Михаил. У вас очень презентабельный вид. Интеллигентный, умный, опрятный, серьезный. Такому можно верить. Немного аргументов, ораторского мастерства, конъюнктуры, популизма – и народ за вами пойдет. Сейчас такая потребность, кому-то надо верить и за кем-то идти.

– Это еще почему?

– Привыкли. Так были воспитаны – верить лидеру и следовать за ним, куда позовет. Даже тот, кто не верил коммунистам, хотел верить кому-то другому. А у меня иная роль – изгоя, человека, натерпевшегося от старого режима. Мне тоже верят. Не обращайте внимания. Это все околополитический бред. Приглашаю вас к себе домой. Там мы за рюмочкой чая обо всем и поговорим.

Он быстро зашагал впереди Михаила, периодически оглядываясь, словно проверяя, не потерялся ли тот по дороге. Они прошли к следующему дому, вошли в парадную и поднялись на второй этаж. Николай Григорьевич подошел к окну на лестничной площадке и внимательно осмотрел улицу. Он явно чего-то боялся.

– А вот и мои хоромы, заходите, Михаил, чувствуйте себя как дома.

Это была очень интересная квартира. В ней было всего две комнаты, одна из них – спальная, а другая – гостиная. В гостиной была сделана удивительная лесенка на антресоль, как на второй этаж. Антресоль была не более метра в ширину, опиралась на стойки из деревянного бруса, закрепленного между полом и потолком, и шла вдоль двух стен гостиной. По ней можно было идти во весь рост, благо четырехметровые потолки позволяли. Во всю ее длину стояли стеллажи с книгами. В углу антресоли было сделано расширение, где уютно разместился небольшой высокий столик в стиле ампир и два кресла, похожих на то, на котором восседал шемякинский Петр. Под антресолью стоял кожаный диван, два таких же кожаных кресла и большой журнальный стол. Здесь они и расположились. Пока Михаил отдыхал в одном из кресел, хозяин приготовил ароматный чай, разлил его в чашки из саксонского фарфора и поставил на стол перед гостем. К чаю он добавил сухое печенье на блюдце из того же сервиза и сахар в хрустальной сахарнице.

– Как говорится, чем богаты, тем и рады. Вы пейте, а я вам расскажу о том, почему искал вас. Как бы это лучше начать. Словом, помогая своему депутату, я стал встречаться с очень многими людьми. И вот однажды на прием приходит один мой давний приятель. Мы с ним знакомы по юрфаку университета. Он же и помог мне выбраться из психушки. Ну так вот, этот мой приятель мне и говорит, мол, наша партия – это белая ворона и долго не проживет, ибо не вписывается в круг планово созданных партий. И депутату моему тоже долго не протянуть. Но это так, к слову, а пришел он совершенно по иному делу и выкладывает на стол большой лист ватмана с нарисованной на нем схемой и папку с документами. Схема сделана красиво и нарисована не от руки, а отпечатана в типографии, там же даны все пояснения – сколько и каких партий создано, какие их лидеры, какие цели и задачи. Ничего особенного, мы это и так знали, если бы не одна деталь. Схема была свежая, а документы – от конца восьмидесятых. Из пояснительной записки, прилагаемой к этим документам, следовало одно серьезное заключение. Суть его в том, что в результате социологических исследований и по заключению социологов и психологов весь народ СССР можно разбить на двадцать четыре типа. Стало быть, следовало создать двадцать четыре партии, которые и были изображены на схеме. Там даже и лидеры были указаны. Со временем следовало прийти всего к пяти-шести лидирующим типам и наконец в перспективе создать партию правительственного большинства, которая должна будет стабилизировать ситуацию и эффективно заменить прогнившую коммунистическую партию. Но и эти несколько партий тоже следовало сохранить, чтобы списывать на них все свои неудачи. Вы понимаете, что сейчас происходит? Под каждый социальный тип на первом этапе, в котором мы с вами являемся невольными участниками, необходимо было создать свою партию, предоставив ей возможность в русле всеобщего плюрализма выражать все свои мысли и настроения. В обязанности партийных лидеров входило одно: не дать деятельности партий перерасти в акции массового неповиновения. По принципу: «эмоции поощряй, но в дело не пускай». Он сказал, что это – всего лишь маленькая часть тех документов, которые он передал вашему отцу. Вы спросите, откуда он о вас знает? Пожалуйста, – с этими словами Николай Григорьевич достал и показал фотографию, на которой Михаил с ним были засняты в кафе у Калинкина моста. – Кто и когда сделал это фото, я не спросил, а он не сказал.

– Я вас не понимаю.

– Я, может быть, чего-то не знаю, но, поверьте, дословно повторяю его слова. Ожидается хорошо спланированный политический переворот.

– Что вы хотите?

– Есть всего два варианта. Оставить все так, как есть, либо объединить документы и усилия по их обнародованию. Разве вы не читали те документы?

– Поверьте, вы глубоко заблуждаетесь на мой счет.

– Неужели вы так в них ни разу и не заглянули?

– Нет же, говорю вам.

– Тогда, быть может, вы избавились от них?

– Я ничего такого не делал!