Человек из чужого времени

Двенадцатое июня. Проблема была в том, что его постоянно атаковали одни и те же мысли. Они никак не отпускали его мозг. В голове вновь и вновь повторялись одни и те же события. В десятый, в сотый раз его мучили картины пережитых дней. Что-то неестественное и незавершенное было в том, что с ним до этого произошло. Михаил не знал, что творилось в городе и в стране двенадцатого июня. Это был день выборов. Ни телевизора, ни радио, ни газет в его палате не было. Никто с ним на политические темы не разговаривал и в курсе последних событий не держал. Нельзя сказать, что Михаилу было все равно. Это не так. Просто он был вне политики, вне Конституции и вне избирательного права. А если сказать еще проще, то он не являлся гражданином новой России, а стало быть, и каких-либо прав у него тоже не было. Он оставался гражданином России девятнадцатого века. В новой России он был пришельцем. В реальной жизни живут по реальным законам. Считаешь себя вне реальности – отправляйся на Пряжку. Там не выступают и не голосуют. И все же двенадцатое июня было для него особенным днем – днем его личной жизни, днем самооценки и рождения планов на будущее. А если мы думаем о будущем, значит, мы живем. Он не мог не быть гражданином России. Он должен был что-то делать. Тот день был днем откровения и выбора – это были его выбор и его решение. И это были его собственные выборы! Это была его анархия. Его абсолютная свобода и порядок. Он не знал, что в этот день большинство россиян, так же как и он, не участвовали в выборах – по убеждению или просто потому, что природным чутьем они чувствовали обман, но выразить его словом или делом не могли.

Тринадцатое июня. В этот день он пытался с раннего утра найти ответ на вопрос: «Как снова стать гражданином своей страны»? При наличии такого богатства, как абсолютная свобода и порядок, необходимо иметь государство, где это богатство можно потратить без остатка. Все предыдущие попытки ни к чему хорошему не приводили. Отрицательный опыт – тоже опыт. Его, непременно, надо учесть. Итак, тринадцатое июня. Время после ухода куратора тянулось бесконечно долго. Никто к нему не приходил, и никто его не забирал из Академии. Может быть, это были всего две-три минуты, а может быть, и целых два-три часа, он не знал. Время остановилось. Тогда-то Михаил и подверг события последних дней тщательному анализу, осмыслению сложившейся ситуации и прогнозу на будущее. Ничего хорошего прогноз не сулил. Пока пациент в больнице – он узник. Михаил прекрасно понимал, что его не отпустят из-под тщательного надзора до тех пор, пока нужные бумаги ни попадут в руки куратора. Но так жить нельзя! Он не преступник и не псих. Он даже не понимал, о каких бумагах идет речь. Михаил отчетливо осознавал тот факт, что все это тоже знают. Но обществу до этих знаний нет никакого дела. Сейчас – все сами за себя, и он всем безразличен, а значит, он безразличен обществу. Он – соринка в глазу общества, а значит, пропащий и обреченный на забвение человек. И в то же время именно у него в руках была бомба, опасная не для народа, а исключительно для власти, для тех, кто занимался глобальным переустройством мира на Земле. «Ну вот я и стал студентом-бомбистом, тем продажным выродком-недоучкой, кого я всегда презирал в свое комфортное время девятнадцатого века». Надо было вырываться на свободу во что бы то ни стало. А для этого надо было что-то делать. Надо было действовать, сопротивляться, что-то предпринимать. Именно тогда у него родилась идея связать все концы в единую нить. Этот день настал, этим днем был день выписки. Дольше откладывать было нельзя! Да, именно в этот момент личного откровения у Михаила созрел логичный и осмысленный план. Он был полон оптимизма и жажды деятельности. Но оптимизм, как порох в смертельном бою, заканчивается в самое неподходящее время. В дверях палаты появились злые гении неволи. Два здоровенных медбрата вывели его во двор, посадили в микроавтобус и куда-то повезли. Казалось, и время, и шансы были упущены. Но, странное дело, чувства отчаяния почему-то не было. Мозг работал как никогда ясно, быстро и эффективно. Он мгновенно взвешивал все «за» и «против» без оглядки и без промедления. Принимал решения по обстоятельствам. А это значит верно, хотя и без плана. Но действовать без плана – это глупо. Рациональное сознание девятнадцатого века все время путалось под ногами и пыталось отвратить его от противоправных и опрометчивых поступков. К сожалению, уже было поздно, подавляющий инстинкт самосохранения одержал победу. В итоге законопослушное сознание прошлого времени уступило место сумасбродному и авантюристическому сознанию новой истории. И это сработало. Оно просто не могло не сработать. Михаил оказался на свободе, добыл настоящий паспорт и спрятался в своей норке.