Человек из грязи, нежности и света

– Как это так?! – настороженно взглянул на него Эскин. – Не вы ли сами мне только что говорили, что вы у меня, извините за выражение, обгадились, а потом я вас запихнул в психушку!

– Это-то я все помню, – удрученно вздохнул Амулетов, – а вот что до этого было, ничего! Мне там давали какие-то таблетки, и еще по голове долбили каждый день электрическим током, и кажется, какую-то часть в ней совсем отдолбили!

– Н-да! – вздохнул Эскин. – тяжелый случай!

– Еще, какой тяжелый! – залился слезами Амулетов.

– И вы даже не помните, как работали частным детективом?! – спросил Эскин.

– Не помню, – закачал печально головой Амулетов.

– Вы как хотите, а я выпью, – Эскин налил себе полный бокал французского коньяка.

– Это «Наполеон?» – спросил Амулетов. – Тогда я тоже! Глядишь, и Наполеонами станем, – жалко улыбнулся он.

Они молча чокнулись, внимательно разглядывая друг друга, а потом очень осторожно выпили. Сначала выпил свой бокал Эскин, краем глаза посматривая на отчаянно вглядывающегося в него Амулетова, а потом выпил и сам Амулетов.

– Все-таки я удивляюсь, как это вы меня?!

– А?! – громко высморкался Амулетов.

В эту же минуту прозвенел дверной звонок.

– Что?! Опять в психушку?! – с ужасом спросил Эскина Амулетов, хватая его за руки.

– Да, оставьте вы меня в покое, – рассердился Эскин, вырвав свои руки, и пошел открывать дверь.

– Он здесь?! – сразу с порога спросил Зэбка.

Сзади него стояли как два сторожевых пса хмурые санитары.

– Да, нет, он уже удрал, – развел руками Эскин, – я же не ненормальный, чтобы ему дверь открывать!

– Ну, смотрите, – мрачно взглянул на него Зэбка, – в случае чего, я вас не знаю!

– Я вас тоже, – улыбнулся Эскин.

– А кто это у вас там плачет?! – с подозрением прислушался Зэбка.

– Жена, – вздохнул Эскин, – до сих пор жалеет своего полоумного мужа! Все забыть никак не может!

– Ну, у вас и семейка! – иронично с усмешкой поглядел на него Зэбка, и, не подав ему руки, ушел вместе со своими санитарами.

– Спасибо вам, – горячо затряс руку Эскина Амулетов, когда он вернулся в комнату.

– И что мы теперь будем с ним делать?! – вышла из спальни сердитая Соня.

– Хотите, я вам буду полы мыть, стирать, готовить, – предложил Амулетов от страха или от почтительного уважения к ним, он даже встал на колени.

– Соня, я уже не могу думать, – пожаловался Эскин, усаживаясь за стол.

– Ну и не думай, – хмыкнула Соня, усаживаясь к нему тоже за стол.

– Тут еще осталось, – Эскин с удовольствием разлил себе и Соне по полбокала конька.

– А мне как, вставать?! – спросил их Амулетов.

– Что хотите, то и делайте, – усмехнулся Эскин и чокнулся с Соней, – за этот распроклятый день!

– И эту распроклятую ночь, – добавила Соня.

– Мне как, вставать или не вставать?! – завопил, стоящий на коленях, Амулетов.

– Ну, вставай, только не шуми, – нехотя отозвался Эскин и выпил коньяк.

Соня тоже выпила и молча с улыбкой, наблюдала за Эскиным и за Амулетовым.

– А теперь мне что делать?! – спросил, поднявшийся с колен Амулетов.

– Снимать штаны и бегать! – пошутил Эскин.

Амулетов с быстрой готовностью сбросил с себя брюки с трусами и забегал вокруг стола.

– Может опять позвонить Зэбке?! – спросила Соня.

– Нет! Не надо никакого Зэбку! Только ни Зэбку! – заорал Амулетов.

Соседи следом застучали в стену, а Эскин тупо глядя перед собой, молча проследовал в ванную. Ему захотелось принять ванну и как следует успокоить свои нервы.

– Але, Зэбка, приезжай, мы его впустили! И сейчас он наполовину голый бегает по квартире!

– Я-то тут причем?! – вдруг заорал в трубку Зэбка и отключился.

Эскин со злобой открыл кран, набирая себе ванную.

Потом, не дожидаясь пока ванная наполнится водой, встал под душ. Теплая вода сладко успокаивала Эскина.

Временами ему казалось, что он и сам стал этой водой, а теперь вместе с ней стремительно уносился в океан.

– Уф! Уф! – отдувался он, едва слыша за дверью какой-то шум.

«Вот так бы стоять вечно под этой теплой водой и ничего не делать!», – подумал он.

– Эскин, он меня насилует! – истошно закричала Соня.

Эскин мигом выскочил из ванной, и как был голым, залетел в комнату.

На полу в комнате Амулетов уже вовсю трахал его Соню, а Соня уже не кричала, а лежала под Амулетовым, широко раскинув руки и блаженно улыбаясь, прикрыв ресницами бесстыжие глаза.

– Сволочь! Как же тебе легко превратиться в животное! – вслух подумал Эскин, и наспех одевшись, выбежал из квартиры.

Холодная ночь опутывала весь город, а он один бродил по улицам, засунув руки в карманы.

Лужи слез грустного дождя лежали повсюду как его собственная печаль, печаль в диком одиночестве и достающаяся в этот час одним только звездам.

«Солнце рано или поздно остынет и ничего не будет, – с видимым удовлетворением подумал Эскин, – а ничего и не должно существовать!

Возможно, что этот мир возник как какое-то недоразумение, вследствие самых непредвиденных сил?! Возможно, везде был какой-то промах со стороны Господа Бога! То есть Бог-то уже заранее думал о каком-то мире, но вовсе не о таком, в котором пребывал Эскин.