Человек из грязи, нежности и света

Однако, эта борода только с виду впечатляла, ибо прошло еще несколько минут, и Глеб раскаялся, и уже просто обвинял Соню в том, что она разрушила его жизнь!

– И как у тебя хватает еще наглости так говорить? – вышла из соседней комнаты Соня.

– Прости, – перестал плакать и сразу же испуганно заморгал глазами Глеб.

– Знаешь, Эскин, я решила все-таки его пожалеть, пусть он сегодня поспит со мной, – неожиданно заявила Соня.

Эскин пожал плечами и глупо улыбнулся.

Он уже давно устал удивляться причудам этой по-своему больной женщины. Даже само упоминание о ее болезненной порочности было совершенно бессмысленно!

Ведь психам все-равно не объяснишь, что они психи! И все же удивительнее всего была реакция Глеба, он встал перед ней на колени и стал целовать ее ноги, стремительно поднимаясь губами кверху.

– Дурачок, я еще не подмылась, – засмеялась Соня.

Эскин был так уязвлен, что не знай, он ее так хорошо, он бы точно решил свести счеты с жизнью.

А тут еще позвонил его отец и стал ему как священнику исповедоваться в своих грехах – было ужасно глупо и нелепо.

Эскин сказал, что его, возможно, ждет то же самое, поскольку яблоко от яблони недалеко падает.

Отец напоследок так тяжело вздохнул на другом конце столицы, что Эскину стало стыдно! Как же все-таки трудно быть брошенным всеми! Голос отца уже пропал, а Эскину все казалось, что он слышит его как лишнее доказательство хоть какой-то доброй осмысленности любви.

В соседней комнате уже завывала голодной волчицей Соня, и по-поросячьи визжал Глеб, а Эскин все стоял и думал.

Огни в чужих окнах как будто звали его к себе, потому что в собственной квартире он чувствовал себя временным гостем. Он даже не понял, что на него нашло, и почему он зашел к ним в комнату и сказал, чтоб они вели себя потише.

Он хотел им сказать еще что-то обидное, но вовремя остановился. Злость уводила его всеми корнями в Вечность, но он знал и чувствовал, что злые люди долго не живут, и поэтому старался изо всех сил быть добрым.

Он хотел быть добрым, а у него все равно ничего не получалось! Соня пришла к нему сама среди ночи.

Она, будто самка учуявшая свое покинутое дитя, вся прижалась к нему и быстро захватила в плен его губы.

Он попытался было воспротивиться ей, но у нее были волшебные губы.

Как только она прикасалась к нему, как он мгновенно возбуждался, уже и таблетки ее он не пил, и она ему их не побрасывала, но рефлекс, как и сама привычка проникновения в ее лоно, был уже выработан у него как у подопытного кролика.

Он вошел в нее пламенно и нежно, и его семя тут же смешалось с семенем Глеба.

Он укусил ее за шею, он оставил на ней укус как самец-собственник, но все было бесполезно.

Жалкий никчемный Глеб был готов любить ее какой угодно, и он тоже не мог без нее, и Эскин тоже не мог без нее, а она видя все это, пользовалась ими и собиралась пользоваться дальше! – Эскин расплакался.

– Что с тобой?! – спросила Соня.

– Со мной никого, – вздохнул в плаче Эскин, – даже твоя тень как чужая!

– Поэт! – усмехнулась Соня и опять поцеловала его, и он опять вошел в нее.

Она словно захотела переполниться его семенем.

Ее тело, этот неистощимый сосуд дьявола, требовало себе еще добавки.

Лишь под утро тихий и полностью удовлетворенный Эскин быстро уснул у нее на груди. Засыпая, он с удивлением обнаружил, что нисколько не злится на Соню, и уже мысленно соглашался сосуществовать с ее Глебом.

Она как фея из сказки прочертила свой волшебный кружок и он сразу же оказался в нем. Он снова был заколдован, но это его уже нисколько не смущало.

Самое главное, принадлежность ее тела ему хотя бы раз в сутки, была тем, что все аскеты-философы называли пагубным зельем, а для него драгоценной панацеей, лекарством от бессмысленной жизни.

Он даже не слышал, как Соня встала и опять ушла к Глебу. Почти весь день она бегала от одного к другому. Как выяснилось, в Глебе тоже пробудился ревнивый зверь, и теперь она пыталась всеми силами избежать конфликта.

Она отдавалась со всей страстью то Глебу, то Эскину, а каждый, в свою очередь, слыша искренний восторг другого, тотчас же пытался перечеркнуть его своим. Из-за чего между ними шла настоящая любовная война.

Первой это словосочетание произнесла Соня, она уже выбилась из сил и не могла никак встать, когда Эскин уже в седьмой раз излил в нее свое семя.

Глеб пришел за своей добычей спустя полчаса, он устал прислушиваться к их необузданным стонам и уже сам хотел повторить это действо, но Эскин встал перед ним во весь рост, как был обнаженным, и они мгновенно сцепились…

Они выли и кусали друг друга как животные, а впрочем, они и были животными, которые просто не догадывались об этом. Уставшая Соня глядела на них, как на расшалившихся детей, и даже спрашивала в полузабытьи, когда же они угомонятся?!

Глеб от злобы выл, Эскин дрожал, но оба они были смешные.

«Смешные дети безумной любви», – подумала Соня и самозабвенно улыбнулась.

Глава 26. Курс выживания не для слабонервных

Дядя Абрам рвал и метал.