– Тебе нельзя ходить, – сказал я ему.
– Уже можно, – ответил за него Щепа, с угрюмым сарказмом. – У него в голове дырка, палец пролезает.
Я подбежал, осторожно погладил брата по плечу – он продолжал улыбаться – и зашёл ему за спину. Увидел: трещина стала вдвое шире и дотянулась до затылка.
– Это… она… – произнёс Читарь с трудом. – Она… ударила.
– Параскева?
– Она… не Параскева.
– Тише, – озабоченно сказал Щепа. – Услышит, опять орать начнёт.
Голубь перелетел из одного угла в другой.
– Не шевелись, – сказал я Читарю. – Сейчас найду лампу, посмотрю. Что чувствуешь?
– Ничего, – ответил Читарь. – Губы… онемели… И вижу плохо… Читать не могу…
– Лампы, кстати, нет, – сообщил Щепа, – она там всё разгромила.
– Сбегай в магазин, – сказал я ему. – Купи лампу.
– Пошёл ты, – ответил Щепа. – Сам сбегай. Зачем тебе лампа, тут и так видно? Он уже – всё.
– Не надо… лампу, – сипло выдохнул Читарь. – Время… дорого… Пойдёмте… к ней.
– Не двигайся! – приказал я.
Он не послушался, заковылял к железной двери. За моей спиной громыхнуло, я обернулся, увидел в руке Щепы длинный ржавый лом.
– Ты первый, – сказал он. – Ключ там, у стенки на полу лежит.
Я подошёл к двери, прислушался.
– Когда она… восстала, – прошептал Читарь, – с ней… трясучка… сделалась… Сильно кричала… Меня… ударила, я упал… Стала… всё крушить… Я выскочил… Дверь запер… Она… долбилась в дверь… потом в окно… Я думал… она решётку выбьет… и убежит… До ночи кричала и буянила… Ночью пришёл Никола… Он с ней… поговорил… без ме- ня… Я за дверью ждал… Он вышел… и сказал, что она – Мокошь… Велел… держать её под замком… Он сказал… она успокоится… когда придут… все, кто её поднял… Ты… И он…
Щепа переложил лом в другую руку.
– Твою мать, – сказал он. – Я говорил, вы доиграетесь. Вы подняли языческого идола.
– Ладно, – сказал я. – Если набросится, свяжем её. Вдвоём справимся. Она не выбила ни дверь, ни решётку – значит, не такая сильная.
– Нет, – ответил Щепа, – лично я вязать её не буду, сразу башку снесу. Мы все христиане, зачем нам языческое чудище?
– Ого, – сказал я. – Вспомнил, что ты христианин?
– А что, нет?
Спорить мне не хотелось, гадать и медлить – тоже.
Велел Читарю отойди в сторону, открыл замок и распахнул дверь.
Она стояла сразу за дверью, я оказался с ней почти лицом к лицу и наткнулся на её прямой взгляд; едва удержался, чтобы не отскочить. Она, скорее всего, слышала всю нашу перепалку. Она молчала и не шевелилась, мы тоже. Только голубь, сидя на потолочной балке, разговаривал сам с собой и скрёбся когтями.
Присмотревшись, я испугался и всё-таки сделал шаг назад: она была точной копией Дуняшки – тот же прямой нос и огромные, ярко-синие глаза под полукруглыми бровями, и густые тёмно-русые волосы, и плечи, чуть узкие для такого роста. Тут же успокоился: не было никакого наваждения. Всё просто: Дуняшка – её версия, я создал голову девочки в подобие головы Параскевы.
Она держала руки за спиной. Одета в простой сарафан, белый в мелкие голубые цветы – кто ей принёс этот сарафан? Наверное, Никола. А может быть, Читарь заранее подготовил. Он не первый раз поднимал женщин.
А дух её – о, то был сладкий и жирный дым, как будто от горения плоти, как будто убитый скифский вождь пылал в погребальном костре, а вместе с ним его жёны, его лошади и собаки.
– Не бойся, – сказала она мне.
Голос сильный, низкий, но исходящий как будто со стороны.
Она шагнула вперёд и вынула руки из-за спины: в левой руке – моток толстой бесцветной шерстяной пряжи; пальцы правой руки тут же ухватили конец нитки и вытянули.
Наматывая нить на палец, она посмотрела на Читаря, на Щепу, на голубя под потолком и улыбнулась нам всем четверым, включая и голубя.
– Хорошо, что ты пришёл, тать, – сказала она мне.
– Почему ты называешь меня “тать”? – спросил я.
– А кто ты? – спросила она. – Ты украл мою голову. И ещё многое другое украл. Твоя судьба – Недоля.
– Моя судьба при мне, – сказал я.
Она презрительно засмеялась.
– Моя судьба, – продолжил я громче, – восстанавливать деревянные тела. Твоё тело тоже восстановил я. Помни об этом.
– Так я тебя не просила.
Читарь сделал два шага вперёд.
– Так говорят… многие, – надсадно произнёс он. – Мы… возвращаем их… а они – кричат и буянят… Так же… делают и младенцы… Они… родятся без спроса… по воле отцов и матерей. А теперь… скажи… как нам тебя называть.
– Мара, – сказала она.
– Мара? – переспросил я. – Это твоё имя?
– Это не имя. Это ипостась. Я могла бы вернуться в другой ипостаси. Но вы вернули меня через татьбу. Особенно ты преуспел в татьбе. Но и ты, – она повернулась к Читарю, – такой же. Тебе давали книги, а ты их воровал.
Читарь задрожал, лицо его исказилось. Он стукнул тростью об пол.
– Я ничего… никогда… не воровал!
– Как же не воровал? Заучивал наизусть, а потом выносил в своей голове. Такая же татьба, только умная. Тебе повезло, тебе досталась Доля, – но теперь уже недолгая.
Щепа, до того молчавший и стоявший поодаль, кашлянул. Лом из рук не выпускал.
– Погодите, – сказал он. – А я тут при чём?
– А ты им помогал, – ровным тоном ответила Мара. – Деньги им давал, и не раз. Но ты пока закрой рот. Мы ещё поговорим.