Человек из красного дерева

– Нет, нет! Это не так работает! Во-первых, по обычаю, ты должен отдать ребёнка добровольно. Во-вторых, ребёнок должен сам захотеть. В-третьих, Мара не может нанести истуканам никакого вреда, – все мы находимся под защитой Невмы. Не забудь, что девочка крещена. В-четвёртых, я вообще не должен тебе этого говорить, потому что всё это суть языческие легенды, богопротивные суеверия. Может, в них есть малое зерно истины, а может, они придуманы чудаками и фантазёрами. От язычества почти ничего не осталось. Всё язычество, каким мы его знаем, сочинено энтузиастами в последние двести лет. И славяно-арийство, и родноверие, и Велесова книга, – всё это новоделы. Если есть что-то, следы следов, малые остатки архаических культов, – они упрятаны глубоко в подсознании общества. Нет ни волхвов, ни волхвиц. В христианстве каждый пастырь обретает право к служению через святительское рукоположение, через передачу частицы тепла от предшественника к последователю, от Христа – к его ученикам, а от тех – к ученикам учеников, и так далее до нынешнего дня. В язычестве ничего подобного нет. Только смутные предположения, легенды, да и те донельзя извратили и переврали позднейшие деятели вроде Миролюбова. Мы знаем, что существовали языческие божества, которые – в редчайших, единичных случаях – приняли форму христианских святых образов. Я сам такой. Я сам был языческим кумиром, а теперь существую в форме резного образа святого Николая Мирликийского. Причём архиепископ Николай реально существовал, и это – записано, а вот существовал ли тот языческий кумир, и какая его часть уцелела во мне, – неизвестно.

– А если ничего не известно, – сказал я, – если всё это – фантазии, так я тем более не отдам ребёнка. И больше не буду это обсуждать.

Никола кивнул, глядя на меня прозрачными глазами.

– Значит, так тому и быть.

– И ещё одно, – добавил я. – Брата своего я заберу. Отвезу домой. Ему нужен уход. Если честно, он долго не протянет. Мы уедем сегодня. Дома у него есть его книги, там ему может полегчать. Благослови меня на это, владыко.

Он благословил.

Я на руках отнёс Читаря к машине, усадил в кабину, и мы уехали.

4

В доме Читаря всё было затянуто паутиной, как в избухе Бабы-яги. Я долго наводил порядок, ругаясь про себя. Как тут жить? За любым гвоздём придётся ехать за двадцать вёрст. По углам – холмики трухи, работа жуков-древоточцев, их можно быстро вывести ядом, но за ядом тоже надо ехать. В отдалении от цивилизации жить неудобно, да и накладно. И, конечно, жизнь в дальнем углу не гарантирует безопасности: в наше время, если захотеть, можно отыскать кого угодно где угодно.

Вслух, конечно, ничего не сказал.

Двор зарос лопухами, из колодца пахло тиной: Читарь никогда его не чистил.

Войдя в дом, он первым делом осмотрел шкафы и вернул на полки книги, привезённые из Можайска. Поджав губы, придирчиво осмотрел ряды тиснёных корешков, и даже прошептал что-то: наверное, здоровался со своим богатством.

Я хотел осмотреть его рану, но он хмуро отказался и даже сделал движение, чтоб поднять палку и погрозить ею.

– Обо мне… не хлопочи… – велел он. – Лучше… послушай… Книги мои… рукописи… все – оцифрованы… Файлы – в моём компьютере… и ещё на внешнем диске… Ничего не должно пропасть… Я соберу несколько посылок… Отправишь по почте… самое ценное… Я дам адреса… наших братьев… в Перми и Новгороде… Они уже предупреждены…

– Сделаю, – сказал я. – Но ты пока не спеши помирать.

– Не спешу, – проскрипел Читарь. – Мне жить… нравится… Честно скажу… если б мне дали выбор… или стоять в храме… в виде статуи… или – ходить по земле беззаконным бродягой… я бы выбрал… второе. Я ведь образ апостола Андрея… а он на месте не сидел… Только он… слово Божие – разносил, а я, наоборот, собирал… И запомни, братка…

Он приблизился, сильно ударяя палкой об пол, и крепко схватил меня за плечо.

– Запомни… Всё, что я собрал… я собрал… не только для истуканов… А для всех… И для живых смертных… тоже… Всё, что сделал… я сделал не для малого деревянного народа… а для всех народов… Нет ни малых, ни больших… ни смертных, ни бессмертных… Я людей боялся… Не доверял… А потом понял, что боюсь… своего собственного страха… как змея… сам себя за хвост кусаю… Но когда понял… уже поздно было… уже я был весь отравлен… Оттого и раскололся… на две части…

Глаза его, ещё недавно карие, теперь стали жёлтыми, углы рта сильно опустились, брезентовый ошейник дал слабину. Надо подтянуть, подумал я. Или, наоборот, вовсе снять, от него не будет толку.

И сказал:

– Одежду надо переменить. Эта грязная.

Он улыбнулся.

– А перед кем… красоваться?

– Как перед кем? Я сегодня дочь привезу. Втроём будем жить.

5

Дуняшка, конечно, пришла в ужас и пыталась протестовать. Особенно когда узнала, что в деревне Криулино нет интернета. Пришлось вразумлять словесно. Впрочем, истинную цель отъезда я не сообщил, духа не хватило. Надо ли сообщать ребёнку одиннадцати лет, что его ближайший родственник умрёт в ближайшие дни, на его, ребёнка, глазах? У кого спросить совета?