Человек из красного дерева

Я долго сидел на лавке, разглядывал рекламы на стенах: общество Шуккерт и К предлагало двигатели заводов братьев Кроссли, общество братьев Завьяловых – стальные изделия, фабрика Швабе, поставщик двора Его Императорского Величества, – оптические, физические, геодезические и хирургические инструменты, торговый дом фон Денффера – наилучшие приводные ремни, кожаные и из верблюжьей шерсти, Южно-русское товарищество пеньковой и канатной промышленности – джутовый холст и непромокаемые брезенты, шорная фабрика Циммермана – сёдла, упряжки и ногавки.

Отдельно почему-то висело объявление о продаже книги доктора Н.В.Слетова “Половая неврастения”, издание 2-е, значительно дополненное.

Ворочалась огромная страна, крутилась экономика, люди продавали друг другу хирургические приборы, приводные ремни и книги, и даже учились лечить половую неврастению; всё это было очень любопытно, однако меня не касалось. А я хотел туда, к ним, к братьям Завьяловым, в Южно-русское пеньковое товарищество, и может, даже половым неврастеником побыть какие-то время, – хотел быть с ними вместе.

Но нет, закон моего племени запрещал мне близко сходиться с обычными смертными. Мне это надоело, но я терпел. Выполнял закон, понимая его разумность и необходимость. За сто восемьдесят лет давно изучил людей и твёрдо понял, что они не примут нас, деревянных, не смогут. Если открыться – не поверят. И чем дальше от людей будут истуканы – тем лучше и для тех, и для других.

Человек с вислыми рыжими усами, в чёрном кителе, страшно воняющем копотью, вручил мне бумаги, велел расписаться и отдельно заплатить, чтоб груз вытащили из вагона и перенесли на мою телегу.

Я посмотрел бумаги: отправителем груза значился Николай Можаев: кто такой, я не знал, никогда про него не слышал.

Груз был застрахован в обществе “Россия”, на крупную сумму, и я подмахнул отдельный документ, что отправление получил в полной сохранности и не имею претензий.

В ящике, надёжно завёрнутые в два слоя холстины, лежали куски деревянной статуи, мужского пола. Опознать, чей это образ, было невозможно.

Фигуру выдолбили из мягкой сосны, и не сказать чтоб с особенным мастерством.

Её разнесли на куски топором. Кто-то очень сильный расколол её сначала вдоль, ударив в район левого плеча, и сухое лёгкое дерево лопнуло сразу всё, целиком, сверху вниз; статуя распалась надвое, от плеча до пят. Возможно, понадобился и второй удар, но не более того. Голову не тронули, пожалели, она осталась в целости. Далее отрубили обе руки, в районе предплечий, причём одна рука сохранилась и была приложена к останкам, вторая отсутствовала. Наконец, одну половину тела, меньшую, разбили вдоль ещё раз.

Ноги сохранились, но обе ступни также были отрублены и пропали.

Дерево сильно потемнело от времени, однако следов гниения или работы жучков я не нашёл.

Скорее всего, разрубленные куски статуи закопали где-то в сухом песке, в месте с жарким климатом, и произошла так называемая естественная мумификация. Бывает, и тела животных, да и людей, совершенно не гниют, при определённых условиях, на жаре или, наоборот, в холоде, главное – чтобы не было доступа влаги.

Положив все куски на верстак и осмотрев, я решил, что истукан не подлежит реанимации. Моего мастерства не хватит, чтоб соединить изуродованные части.

Поразмышлял, посомневался, убрал куски с глаз долой – и решил назавтра же ехать на станцию, и отбить Читарю телеграмму.

Стал в уме сочинять текст:

“Посылку получил, но работу сделать не смогу, слишком сложно”.

“Посылку получил, но фигуру восстановить нет возможности. Повреждения значительные”.

“Посылку получил. К сожалению, ничего не выйдет. Прости, братик”.

“Посылку получил, но моего умения не хватит. Сожалею. Твой брат Антип”.

“Посылку получил, но за работу не возьмусь, не получится, вышлю всё обратно, сообщи адрес”.

Перебрал десяток вариантов. И вдруг понял, что слова “не сумею”, “не выйдет”, “не получится” – противны сознанию, появляются в голове – но на язык не сходят, их хочется сразу забыть, а если попали в рот – выплюнуть.

Как это “не смогу”, “не сумею”? А кто же я такой тогда? Зачем тогда мне руки, глаза, мои навыки, зачем топоры и стамески, которыми я себя окружил? Зачем полтораста лет делаю телеги, шкафы, храмовые купола и железнодорожные шпалы? На кой ляд были нужны шкафы и шпалы, да и купола, если вот – лежит передо мной изуродованный собрат, я могу подарить ему жизнь, и не простую, а вечную? А вдруг он был образом Христа? А вдруг он поведёт весь наш издолбленный народишко к лучшей доле?

И если я его не восстановлю – кто восстановит? Я обошёл половину России, от Петрозаводска до Астрахани, и за множество десятилетий встретил лишь нескольких, равных мне по умению работать с деревом, и ни одного, кто бы сильно превосходил меня.

Если я не сделаю, вряд ли кто сделает.

И снова извлёк части деревянного тела, стал ломать голову, как соединить несоединимое.