Человек из красного дерева

Два месяца назад я уже видел его, в доме Ворошилова. Но тогда не приглядывался, спешил, всё рассчитал посекундно: выставляю оконное стекло, влезаю, нахожу голову, забираю и исчезаю тем же путём, ни на что не отвлекаясь, на всё про всё – от силы две минуты. Мог бы использовать известную воровскую технологию: намазать мёдом газетный лист – и наклеить на окно, чтобы не упали осколки; но передумал, решил: пусть всё выглядит как вторжение дилетанта.

Кефалофор, окружённый доцентами и профессорами, был свидетелем моего вторжения. Если бы он сейчас самостоятельно ожил (а такие случаи известны) – он бы ткнул в меня пальцем и крикнул: “Это ты виноват! Это ты всё сделал!” И мне пришлось бы броситься вон.

Отлично сохранившийся, кое-где уцелели даже следы краски, очень старый – но, к сожалению, уродливый. Именно про таких в указе Синода от мая 1722 года говорилось “безобразные, на которые смотрети гадко”. Он почти наверняка изображал священномученика Дионисия Ареопагита, упомянутого в “Деяниях святых апостолов”, автора трактата “О мистическом богословии”. Известно, что его казнили, отрубив голову, однако немедленно после казни Дионисий подхватил её на руки и направился к ближайшему храму, – голова при этом продолжала проповедовать. С тех пор верующими ваятелями созданы сотни вариантов статуи Дионисия с головой в руках – но эта, наверное, была худшей из всех.

Неизвестный резчик, лишённый значительного таланта, почему-то сосредоточился на ладонях, голову же едва обозначил, умения хватило только на лицо. Издолбил глаза, нос, рот и подбородок. Как таковой головы вообще не было: лицо словно вырастало из живота.

Передо мной был непропорциональный щур, снабжённый толикой дремучего варварского обаяния. Наверное, когда-то, во времена великого князя Ивана Третьего, Собирателя Земель, эта хладная колодина, раскрашенная свёклой, голубикой и луковой шелухой, стоя в храме, производила сильный эффект.

Передняя поверхность ног, от ступней до колен, была обожжена – перед статуей много десятилетий жгли свечи.

Меня схватили за предплечье – я вздрогнул.

– Что? – спросил Щепа. – Загляделся?

– Да, – ответил я. – Он ужасен.

Щепа посмотрел на фигуру с отвращением.

– Ну и кто он такой, по-твоему?

– Дионисий, ученик апостола Петра. Но не обязательно. Мне встречались образы, лишённые конкретики. Выражающие обобщённую суть христианства, в элементарном, архаическом представлении.

Я достал телефон и сделал несколько снимков.

– Может, он вообще не наш клиент? – предположил Щепа. – Кто сказал, что он стоял в церкви?

– Никто не сказал. Надо узнать, где его нашли, при каких обстоятельствах. Потом установить его возраст. Потом сделать анализ, остались ли на нём следы ладана. И так далее.

Погладив кефалофора по плечу, я отошёл в сторону, поманил Щепу.

– Вроде бы всё. Пойдём знакомиться с Еленой.

– Нет, – ответил Щепа, – мамочка ещё не готова. Мы подождём. Пусть она наговорится с друзьями, вина выпьет. Пусть расслабится.

– А ты, оказывается, хитрый, – сказал я искренне.

– Так делали византийцы, – ответил Щепа, игнорируя мою похвалу. – Приезжали на переговоры с вождём дикого племени, привозили десять сундуков подарков. Открывали сундуки – и про каждый подарок подробно рассказывали клиенту. Водили от сундука к сундуку. Это длилось часами. Вождь уставал, у него начинала болеть голова. И только тогда послы начинали разговор о деле. Элементарный приём, но работает. И я таких приёмов много знаю. Иди, возьми ещё вина, и тусуйся. А я сделаю небольшой репортаж для своего блога.

Щепа извлёк смартфон, встал рядом с кефалофором, широко улыбнулся и сделал селфи.

Гости разбились на компании, шум голосов усилился. Пианисту надоела классика, он перешёл на Армстронга. Песенка про Моисея, увлекающего иудеев в пустыню, позабавила меня. Да, мы деревяшки, но разве мы уникальны? Мы почти такие же, как древние иудеи. Разделённый, рассеянный народ, живущий в страхе. Только где наш Ханаан, где наши реки, текущие молоком и мёдом? Возможно, мы найдём его, мир огромен, в нём для всех есть место, отыщется и для нас. Кефалофор упал, едва его показали толпе, – это, разумеется, знак. Он не хотел являться людям. По крайней мере, в таком виде. Я расскажу об этом Читарю – он даст точное толкование знака. Возможно, причина в том, что красивая Елена Константиновна солгала при всех. Деревянная фигура Дионисия не была подарена: её купили за деньги. Дарящий возвышает свой дух, а продающий умаляет его. Принимающий дар – исполнен любви, покупающий – исполнен гордыни.

Я подхватил со стола бокал – полных уже не хватало, доценты и профессора пили и хмелели с удовольствием – и пошёл искать Геру, а тапёр всё повторял и повторял рефрен: отпусти народ мой, старый фараон!

4

Она стояла на балконе, курила. Балкон тоже оказался ветхим, как и фасад. Искусствоведение, – подумал я, – не приносит больших денег. На вино хватает, а на ремонт здания – увы.

Я встал с ней рядом, попросил сигарету.

– Ты же не куришь, – сказала она.

– За компанию – могу.

Затянулся, дым обжёг горло.

– Почему ты не в тюрьме? – спросила Гера.