Человек из красной книги

– Смотри, – сказал он и указал рукой на одно из них, – это земляничное дерево, совершеннореликтовая вещь, а там – он кивнул куда-то в сторону, – иглица, а рядомс ней ладанник и жасмин, местный, крымский.

– Откуда ты всёэто знаешь, – удивилась она, – ты что, постоянно водил сюда своихдевушек и попутно выучил наизусть всю местную флору?

Он не ответил,хмыкнул, и они стали взбираться ещё выше. Дальше по склонусплошняком шли дубы, грабы, бук, попалась парочкаклёнов и небольшаяпоросль тощих рябинок. Чем выше они забрались, тем гуще и тенистее становилась растительность.

Ещё черезчас ходьбы начался жасмин. Они достиглиего первых кустарников и синхронно повалились лицомвниз, в травянистыйпокров, устилавший горную землю в месте их привала.

– Всё, – пробормотал он, вдыхая запахи жасмина и одновременно ощущая лицом исходящий от высокогорной земли крепкий дух, – больше не могу, спёкся, а нам с тобой ещё идти и идти, родная моя.

– Куда? —удивилась она. – Ты что, в самом деле хочешь достичь вершины?

– Ну, такое я вряд ли в этой жизни успею, – бормотнул он, так и не оторвав от земли лица, – мне бы хорошо успеть ещё одного Первого на Луну высадить, тогда и помирать можно, смело уже, остальное покатится паровозиком, одно за другим, я в это верю, моя хорошая, и никто меня в другом не убедит. Прогресс неостановим, мешать ему можно, но остановить нельзя, так устроен человек. – Он поднял голову, резким движением корпуса перевернулся на спину и снова опустился на траву, раскинув в стороны руки. – Если бы мне не мешали… они… мы бы, по моим расчётам, были там уже через два года. А так… не знаю… чей он окажется, орёлик-то, мой или американский.

Она хмыкнула и сунулав рот травинку:

– Ачто, такая уж большая разница, чей раньше: у людей чтоот этого еды будет на столе больше,или они, допустим,смогут путешествовать по миру,или коммуналки отменят и переселят всехв отдельное жильё с горячей водой? – Онавыплюнула травинкуи переместилась ближе к нему: —Я семнадцать лет в бараке прожила, так все эти семнадцать лет, пока мы с папой не перебрались в город, в будку деревянную ходила, летоми зимой, а в будке той отверстие, в земле —пропасть, чёрная вонючаядыра, а твой Первыйуже слетал, кстатиговоря, и другие вовсю собирались. Так что кому вершина, родноймой, а кто в своей низинетухлой как жил, таки живёт по сегодняшний день. – Внезапно она вздрогнула, словно очнулась: – Ой, что это я, извини, пожалуйста, лишнего тебе, наговорила.