– Завтра позвоню, – отозвалась она, – обязательно, я уже решила, просто для этого мне нужно собраться. Теперь, думаю, я уже готова к разговору. – Потом она чуть осуждающе посмотрела на него, отведя взгляд сначала вправо, затем влево – А тебе что, не понравилось? Почему ты ничего не сказал?
Он крутанул головой туда-сюда и только теперь заметил произведённые ею обновления.
– Оп-па! – воскликнул он и притянул Женю к себе. – Вот это я понимаю! Вот жена так жена! Красиво нечеловечески, нет, правда: замечательно всё получилось, никогда бы не подумал, что таким простым вмешательством можно так радикально изменить мир к лучшему, пускай даже в масштабах одной квартиры. – Он обернулся к Насте, заканчивающей накрывать на стол. – Насть, а тебе-то самой как? Небось, тоже радуешься, смотри, места теперь сколько свободного у тебя, летай не хочу!
– Радуюсь, – выдавила из себя Настасья, стараясь прикрыть очередное расстройство занятостью, – чего ж и мне не порадоваться, раз вам от этого тоже радостно.
– Ты ещё спальни не видел, – добавила масла Женя в Настасьино пламя, – поедим, потом продемонстрирую тебе, на месте. – И оба понимающе улыбнулись чему-то своему. В этот момент Настя уже тихо начала ненавидеть обоих, однако всё ещё продолжая выказывать внутреннее уважение и почтительность к Павлу Сергеичу, но только если брать его в отдельности, без неё.
Утром он уехал. Женя же, выждав пару часов, заказала разговор с отцом, продиктовав телефонистке его рабочий номер в проектном институте.
Их соединили через полчаса, Цинка подозвали, и он взял трубку. Она начала разговор сходу, решив, что лучше будет для обоих, если не брать долгий разгон и сразу же объясниться, как отец и дочь, без всех искусственно надуманных причин и прочего наносного идиотизма. Он и на самом деле получился коротким, их разговор.
– Папа, – сказала Женя, – я хочу, чтобы мы помирились, мне неприятно то, что между нами произошло. Мне кажется, всё это абсолютная чепуха и твои немного расшатанные нервы, которым ты позволил себя одолеть. – Адольф Иванович слушал молча, не делая попытки прервать дочь, впрочем, возможно, ему было просто неудобно разговаривать на эту деликатную тему на работе. В любом случае, это был скорее добрый знак, нежели плохой, и она решила чуть добавить напора: – Павел Сергеевич и я, оба мы хотим лишь одного, чтобы ты приехал к нам в гости и вы бы с ним познакомились, хоть предварительно. И вообще, нам есть чего тебе рассказать. Он может выслать за тобой машину, без проблем. – На той стороне, однако, всё ещё была тишина, и это её озадачило. На всякий случай Женя пару раз дунула в трубку и спросила: – Ты меня слышишь, папа? Ответь что-нибудь.
– Я тебя слышу, Евгения, – раздался в ответ голос Адольфа Ивановича, – ты просто ответь мне на вопрос, а потом уже отвечу я.
– Ну, конечно, пап, конечно, спрашивай, что ты хотел уточнить?
– Всего одну вещь – отозвался негромко он, – свяжешь ты с этим человеком свою жизнь или не свяжешь, больше я ничего не хотел узнать.
– Папа! – едва владея собой, закричала она в трубку, – о чём ты говоришь?! Мы с Павлом Сергеевичем хотели, чтобы ты приехал на наше бракосочетание и заодно пожил с нами какое-то время. Если у тебя нет отпуска, то он его тебе организует, договорится с кем нужно, ты об этом, пожалуйста, не беспокойся! – В какой-то момент ей стало вдруг казаться, что виной всему заурядно плохая слышимость, дурная связь, и главная причина вовсе не в том недопонимании, которое зародилось между ними в тот раз, а именно в этой недостаточной слышимости, портившей сейчас всё дело ему и ей, его любимой единственной дочери. А ещё успела подумать, зацепив самый край быстрой мысли, что – о, Господи! – при чём тут всё это вообще: сидел – не сидел, зэк – не зэк, любит – не любит – плюнет – поцелует – все эти смешные аргументы, которые накидал ей Павел для разговора с собственным отцом, таким же любимым и таким же единственным родным ей человеком на этой большой земле. И она снова крикнула туда, в микрофон казённой чёрной трубки: – Ты не думай о плохом, папочка, нет его, плохого этого, и никогда не было, просто перестань забивать себе голову ерундой и приезжай к нам, мы очень будем тебя ждать!
После непродолжительной паузы на том конце раздался лёгкий шорох и голос её отца произнёс:
– Ты свой выбор сделала, Женюра, а я сделал свой, и другого не будет… У меня была дочь, теперь её нет… У тебя был отец, но вместо него теперь будет муж… Пускай каждый из нас останется при своём…
Слова эти докатились до сознания не сразу: сначала они недолго постояли в воздухе, возле самого уха, не проходя в голову, и только после этого стали медленно заползать вовнутрь, так же неспешно обращаясь в смыслы, слово за словом: сказал – отрубил, ещё сказал – ещё отрубил. И только когда последний из них достиг её рассудка, Евгения Адольфовна, вздрогнув, вновь собралась с мыслями… она пока не знала, какими словами ответит отцу, но в любом случае, сделать это было теперь невозможно: из трубки доносились короткие гудки… Всё было кончено.