Человек из красной книги

Второй обломок, не такой огромный, в отличие от первого, убившего старшего по заправке, но раскалённый много сильнее, всё ещё полыхал ужасным огнём, и невозможно было понять, чего в этом огненном шаре в момент соприкосновения его с землёй было больше – самого железа или этого страшного, выжигающего глаза огненного жара. В последний момент Алексей успел-таки краем зрения заметить нечто со страшной скоростью валящееся сверху прямо на них с Аврошкой, которая, поднявшись по узкой лесенке, теперь была у него на руках. И тогда он, подчиняясь защитному инстинкту, бросился на землю, стараясь перекрыть своим телом тело девочки. Обломок, рухнув неподалёку, рассыпался на несколько мелких осколков, таких же огненных. Один из кусков этой горящей смерти, пролетев ещё с десяток метров, приземлился сбоку от них, образовав вокруг себя пылающий конус, который шипел и разбрызгивал по сторонам раскалённые шматы грязи, перемешанной со всё ещё не гаснущими остатками ракетного топлива.

Впрочем, ничего этого помощник Павла Сергеевича чувствовать уже не мог, жизнь его оборвалась в тот момент, когда обрубок крепёжного штока, устанавливаемый между панелью солнечной батареи, питающей межпланетную станцию, и параболической антенной, влетев заострённым торцом в правый бок Алексея, пробил оба лёгких и, разворотив край сердечной мышцы, застрял в его корпусе. Аврора, придавленная его телом, почти ничего не соображая, кроме того лишь, что происходит что-то по-настоящему страшное и что всё это совсем не напоминает игру, выбралась кое-как наружу, но в тот же самый момент ощутила на своём лице пожар, будто кто-то с размаха и изо всех сил шлёпнул ей по лицу горячим и острым. Так и было – шмат пылающего грунта, выброшенный из очага ближнего взрыва и попавший на её лицо, уже медленно сползал вниз, срываясь мелкими ошмётками и оставляя после себя следы интенсивного ожога. Она, уже ничего не видя, на какое-то время утратила слух и потеряла дар речи – затем раздался её крик, пронзительный и не по-детски отчаянный. Ещё через несколько секунд всё исчезло уже окончательно – боль, жар, звук, память, всё-всё… остался лишь сон, непривычно чёрный и страшный. Больше не было ничего.

Евгения Адольфовна Цинк так и не успела выбраться наверх, она осталась лежать на дне траншеи, обожжённая почти целиком, потерявшая сознание в результате болевого шока: её, придавленную к земле расплавленным пластиком, просто залило сверху горящим топливом, выброшенным из разорванного взрывом топливного бака, и потому она не могла услышать, как кричит её дочь, не могла видеть того, как в огненную лепёшку превратился их космодромовский газик, как не могла знать и о том, что в это время уже неслись к их укрытию машины, и в головной, бледный, обезумевший от предчувствия самого страшного, был её муж, Павел Сергеевич Царёв.

10

Она не приходила в сознание ещё с час или около того. Разрываясь в бессильном угаре между женой и дочерью, Павел Сергеевич орал про чёртов самолёт, что надо немедленно на аэродром, лететь в Москву, в ожоговый центр или куда там ещё, мать-перемать, и что дочь его – срочно в клинику, к глазнику или куда там ещё. Ему отвечали, что самолёта нет, что сам же он распорядился утром отправить его в Москву с его первым замом по ОКБ выбивать лимиты, а глазной доктор во Владиленинске всего один, к тому же молодой и не достаточно опытный, и, может, не к нему надо, а к хирургу или ожоговикам, сразу заодно уже с Евгенией Адольфовной, и лучше, может, время не терять, а гнать в Караганду, хоть путь и не близкий, но будет надёжней, если учесть, что там какие-никакие специалисты и какая-никакая наука имеется, а покамест примочки, может, или чего ещё, и лучше всё же сначала в больничку местную, а уж оттуда на скорой в Караганду под сиреной, потому что в вертолёте нет реанимационного оборудования…

Первый раз Женя очнулась, когда, после посильной первой помощи, которую без особой надежды на результат сумели оказать местные врачи, чёрная машина Царёва, прогибаясь рессорами, неслась в Караганду, включив маяк и обе сирены, чтобы расчистить путь единственному в городе реанимобилю. Она лежала под капельницей в бессознательном состоянии, и двое в белых халатах беспрерывно поддерживали её стремительно угасающую жизнь. Он был рядом, не выпуская из своей руки её обожжённую ладонь. Когда она приоткрыла глаза и он понял, что она его слышит, то быстро произнёс, стараясь выговорить слова, которые успеют долететь до её сознания: