Человек из Ларами

Знай Хансбро об этих мыслях старика, он разозлился бы ещё больше. Молча, ни на кого не глядя и ни с кем не разговаривая, он прошёл в загон и оседлал своего лучшего коня, прекрасного чалого мерина. Вышедший из дома Дейв наблюдал за ним с хитроватой усмешкой.

— Ну, что он тебе сказал?

Вик сердито дёрнул подпругу, потом поправил её и лишь затем посмотрел на Дейва.

— Приказал присматривать за тобой. Удерживать от глупостей.

— Назначил нянькой? — фыркнул Дейв.

— Ничего не поделаешь.

— Почему ещё?

— Пригрозил, что выгонит.

— Выгонит даже скорее, чем ты думаешь, если узнает про поддельные счета. — В голосе Дейва прорезалась нотка злорадства.

Хансбро торопливо оглянулся, проверяя, не слышит ли их кто.

— Я же ради тебя старался, — заискивающе сказал он. — И ты это знаешь. Так или иначе, всё ведь тебе достанется. Рано или поздно. И ты сам сказал, что нуждаешься в деньгах.

— А ты всё равно забрал половину, — снова ухмыльнулся Дейв. — Половину, Вик. Не забудь об этом, когда захочешь покомандовать мной. Алеку сильно не понравится, что ты в его отсутствие продал несколько лучших бычков. Я даже не знаю, кто их купил. Ты сам всё это дельце обделывал. — Он довольно кивнул. — Так что даже не пытайся мне указывать.

— Конечно, Дейв, — негромко сказал Хансбро, наматывая поводья на здоровенный кулак. Провожая взглядом будущего хозяина ранчо, он вдруг ощутил неприятный холодок страха. Вскочив в седло, Вик выхватил плетёный кожаный арапник и хлестнул чалого по крупу. Ошалевший от боли конь сорвался с места в галоп.

У себя в кабинете Алек Вэггоман поднял голову, прислушался к удаляющемуся стуку копыт и снова склонился над бумагами. Работалось трудно, документы приходилось подносить близко к глазам. А ведь ещё шесть месяцев назад он мог держать их в футе от лица. Напряжение постоянно росло, и ощущение собственной беспомощности выводило из себя. В конце концов недовольство собой стало невыносимым. Негромко выругавшись, Вэггоман отодвинулся от стола, встал, снял шляпу со служивших вешалкой оленьих рогов и вышел во двор.

— Приготовьте мне коня! — бросил старик первому встречному.

Он выехал один, хмурый, молчаливый, но ещё крепкий, полный сил, сохранивший отменную выправку. Мысли устремлялись в будущее и возвращались к Дейву. Горы остались за спиной. Впереди, на много-много миль, протянулся знакомый мир холмов и глубоких оврагов, остроконечных хребтов и широких лугов. Великолепный в своей дикой, первозданной красоте мир его ранчо.

Вэггоман знал, весь этот мир, вся эта красота — здесь, рядом. Мир этот сохранился в памяти до мельчайших деталей, и часть его, мучительно малую, подступающую к дороге часть, он видел даже теперь. Всё остальное накрывала сгущающаяся с каждым разом мутная пелена.

Память, уходившая в прошлое на много лет, сохранила множество прекрасных картин. Но что уготовляет будущее? Что ждёт Дейва? Что ждёт ранчо? И что ждёт его самого после того, как слепота сожмёт свои чёрные оковы? Лёгкая усмешка тронула плотно сжатые губы.

Конь негромко фыркнул и повёл ушами. Не видя встречного, Вэггоман натянул поводья и, остановившись у обочины, принялся сворачивать самокрутку. Сначала до него долетел неспешный стук подков по каменистой тропе, потом появившийся наездник обрёл женский силуэт.

Приблизившись к стоящему у дороги одинокому всаднику, Барбара вдруг подумала, что Алек Вэггоман напоминает вытесанную из камня фигуру, что он — неотъемлемая часть этого жестокого, необузданного, неуступчивого края. Его суровое, морщинистое, с орлиным профилем лицо, его железная воля и неисчерпаемая энергия резко контрастировали с приятной внешностью и обходительными, мягкими манерами её отца, Джубала Кирби. Глядя на дядю, она испытала странное, словно идущее вопреки некоему внутреннему сопротивлению, чувство гордости.

Вид у Алека Вэггомана был хмурый, задумчивый и немного воинственный. Сохраняя до последнего молчание, он как будто вынуждал Барбару заговорить первой, отчего её приветствие прозвучало холоднее, чем ей того хотелось бы.

— Доброе утро, дядя Алек.

Удивительно, но губы под внушительными белыми усами растянулись в почти добродушной улыбке.

— Барбара! Решила-таки проведать старика? — Её неуступчивость, сдержанность по отношению к нему, казалось, развлекали Вэггомана.

— Нет, еду в «Полумесяц», — ответила она. — Кстати, этот человек... Уилл Локхарт... просил передать, что вполне доволен тем, как с ним рассчитались в банке. Сказал, что не хочет больше никаких неприятностей.

Секунду-другую старик молча смотрел на неё из-под полуопущенных век, потом спросил:

— Почему Локхарт сам не сказал мне об этом?

— А он был бы в безопасности, если бы пожаловал на ранчо?

— Да. — Вэггоман помолчал, не сводя с неё немигающего взгляда. — Локхарт тоже направлялся в «Полумесяц»?

— Нет, он ехал в Рокстон-Спрингс. Подальше от наших мест.

Старик ответил мгновенно, острым, как укол рапиры, вопросом.

— Если Локхарт уезжает, то зачем передавать, что неприятности ему не нужны? Зачем посылать тебя с таким бессмысленным посланием, вынуждая делать крюк в несколько миль?