Читаем Человек из легенды полностью

— Сегодня пятое мая сорок третьего года, — сказал Фадеев и, поставив в конце письма дату, поднял глаза на Радченко. — Хотел было попросить вас отправить, пока я буду в воздухе, письмо Федорову, но передумал: вернусь, еще кое-что допишу. Да за одно и домой — мать, отца успокоить. — И он спрятал в планшет за полетную карту свое и Федорова письма. — Николай просил рекомендацию в кандидаты партии, так передайте ему, пусть зайдет вечерком.

...Купить «доспехи» на будущего Георгия негде, и Людмила сама шьет разные пеленки-распашонки. Вдруг все бросила, выбежала на гул самолета, а он чуть спикировал и не над огородом, как всегда, почему-то над сквером, видно, бензину мало осталось, спешит на посадку, или, чего доброго, подбит. Глупости какие. Нужно варе-нички приготовить — просил, водички согреть, помыться ему тепленькой. Намотается за день, так хоть отдохнет по-человечески...

Прошумели над аэродромом четыре истребителя, стали в круг, на посадку заходят. Радченко насторожился, глазами по небу шарит. Вот наконец несется со стороны Поповической еще один, несется ошалело, и Рад-йен ко знает уже, что это не его самолет li среди тех Четырех его нет. И он снова прощупывает глазами каждую машину в воздухе, прослушивает работу двигателя. Нет. Этого не может быть. Невероятно долго рулит на стоянку Андрей Труд. И Радченко догадывается: это он залетал на Поповическую, пикировал вместо Фадеева — такой уговор между ними давно был, чтобы жена не волновалась. Значит, ничего страшного, где-нибудь на вынужденной командир. Андрей медленно вылезает из кабины, лицо бледное, сам на себя не похож, спрыгивает с плоскости на землю и, ни на кого не глядя, пытается отстегнуть непослушные лямки парашюта.

— Где Фадеев? — спрашивает осторожно Радченко.

Андрей ждал этого вопроса, у него и ответ готов, и

все же, услышав его, не выдерживает: отвернулся, бросил руки на плоскость крыла, уткнулся в них лицом, плечи вздрагивают... Подошли Покрышкин, Речкалов, другие летчики, техники, мотористы. Все угрюмые, стоят молча, ждут, что Труд скажет. Прибыли на стоянку командир полка и замполит.

— В начале боя Фадеев сообщил по радио, — говорит подполковик Исаев, — «Я — «Борода», иду домой. Прием..,» И все. Что же произошло, товарищ старший

лейтенант?

Трудно говорить Андрею. Он еще и сам толком не уяснил, как все произошло. Шли эшелонированно парами. Не долетая Крымской, Фадеев спикировал на пролетающий ниже «мессершмитт», а он, Труд, отстал от него метров на восемьсот, прикрывал атаку. И вдруг Фадеев оказался в клещах трех четверок немецких истребителей. Андрей бросился на ведущего «месса», бьет по нему с тридцати метров, но он не падает, не загорается, уходит невредимым в облака. Фадеев медленно разворачивается со снижением вправо и уходит вниз в разрыв облаков. Андрей отбивается от насевшего на него противника, теряет Фадеева из виду, потом кидается ему вслед под облака...

— На земле увидел взрыв восточнее Крымской. Предположительно самолет, — заканчивает Труд.

— Почему же не предупредил меня? — спрашивает Покрышкин. — Мы же рядом были.

— Ему ничем уже нельзя было помочь.

Больше htiKfo fin О чем rte спрашивает, никто не упрё-кает. Ведущий и ведомый порознь против внезапной атаки двенадцати — тут все ясно. Но ответ Андрея... Вокруг суровые, осуждающие лица, и Андрей чувствует: товарищи в чем-то ему не доверяют. Губы его невнятно, торопливо шепчут...

— Я... сам еле отбился...

— Не верю, чтобы такого человека не стало, — обращается к собравшимся замполит Погребной. — Его невозможно представить мертвым. Но если... если бы он увидел наши похоронные мины, он высмеял бы нас. Он говорил мне: «Я никогда не умру. Мы и мертвые будем жить в той мере, сколько успели сделать для общей победы». Так не вешайте же носы. Он наверняка жив и скоро даст о себе знать. А если... то все лучшее, что было в нем, сохраним в себе. Он коммунист и дрался с фашистскими выродками со злостью тигра, сражался за торжество великих идей коммунизма и будет продолжать бороться вместе с нами, в нас самих. Мы все вместе заменим его в наших рядах.

К вечеру прилетел на У-2 с передовой, со станции наведения командир дивизии полковник Дзусов. Ознакомившись с боевым донесением старшего лейтенанта Труда, сказал:

— Потерять Фадеева — уму непостижимо. Немцы давно за ним охотятся... В гибель Фадеева я не верю. А то, что Труд сказал после пережитого, не подумавши, вернее, не вникая в смысл сказанного им... Придет в себя, сам поймет и никогда больше, сколько жить будет, не повторит... и подчиненных своих научит.

Дзусов — рослый, ладно сложенный осетин — подошел к развешанной во всю стену карте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии