Человек из Лондона

Инспектор Молиссон всю ночь провел на улице. Хозяйка уже сидела за конторкой, когда он вернулся. Внешне он был очень спокоен, как человек ни к чему не причастный.

— Я хочу поспать до десяти часов, и если мне позвонят или кто-нибудь захочет меня видеть, ни в коем случае не беспокойте меня. В десять распорядитесь подать завтрак.

— Спать-то вам придется всего Два часа.

— Этого достаточно.

Он был очень мил и прост, но хозяйка не решилась его расспрашивать. Курьер, пришедший в отель в половине девятого, сказал, что повсюду расставлены жандармы и полицейские.

Дождь, видно, зарядил на весь день. Зеленое море избороздили белые гребешки. Без четверти девять зазвонил телефон, спрашивали инспектора, но хозяйка была неумолима.

— Нет, месье! Мистер Молиссон твердо распорядился. Будьте любезны перезвонить после десяти часов…

Приступая к работе, Жермен тихо сказал:

— Поймают ли они его, вот в чем вопрос.

Хозяйка с удивлением отметила, что все это время и не думала о Брауне. Ее больше занимали полицейский и инспектор Скотленд-Ярда.

— Куда бы он мог спрататься? — продолжал Жермен, натягивая белую куртку, которую носил в те часы, когда не прислуживал за столом. — Вот вы, например, мадам Дюпре, могли бы заподозрить в нем злоумышленника? Он с таким печальным видом пил свое виски и молча, лишь взглядом, просил подать вторую рюмку.

— Тише! Спускается месье Митчел.

Дыша тяжело и шумно, как после попойки, — а он ведь и капли в рот не брал, — Малуан перевернулся на левый бок. Он с трудом осознал, что находится в своей постели и проспал уже примерно час. Он слышал, как открылась входная дверь, — кто-то, видно, вышел из дома. Он снова было начал размышлять, но голова была столь тяжелой, что он почел за лучшее снова уснуть. На этот раз заснуть ему удалось без особого труда.

Из дома вышла не жена — она в это время мыла фламандской пастой кухонную плиту, — а Анриетта. Тяжелый ключ оттягивал карман ее пальто. Она обулась в сабо и повязала волосы платком.

— Пойди-ка набери к завтраку крабов, — сказала ей мать.

Для этого не обязательно было спускаться по крутой тропе к гавани, можно было просто пойти прямо по тропинке до скалы. Землю покрывала жесткая трава того же линяло-зеленого цвета, что и море. На углу, между скалой и гаванью, девушка заметила жандарма, но не придала этому значения и направилась к расщелине, по которой можно было спуститься к морю.

Был отлив. Широкую, в двести метров, полосу гальки покрывали всякого рода водоросли, в них-то и нужно было искать крабов с помощью специального крюка. Уже с шести лет Анриетта ловила крабов на этом месте. Редкий дождь прибил ей волосы к вискам, она глубоко вдыхала воздух, пропитанный резким запахом водорослей. Невдалеке стоял сарай, который отец построил из старых досок у подножия скалы, использовав ее склон, как опору. Анриетта направилась к нему.

Над ее головой все время маячил жандарм, от нечего делать он следил за ней.

«Отец забыл запереть дверь», — подумала девушка, напрасно пытаясь повернуть ключ в скважине.

В сарае стояла плоскодонка, на которой Малуан уходил в море рыбачить, плетенки для ловли омаров, удочки и множество всяких предметов, выброшенных морем на берег во время сильных штормов: пустые бочки, куски пробки, ящики из-под галет, обломки досок.

Внутри царил полумрак. Анриетта знала, что корзины лежат слева, шагнула к ним и вдруг остановилась, пораженная необычным звуком. Она замерла, прислушиваясь. Звук повторился. Когда глаза привыкли к полумраку, она различила молочно-белое пятно лица.

Почему она не закричала? Может, потому, что вспомнила о стоящем на часах жандарме. Не взяв крюка и корзинки для крабов, Анриетта попятилась, машинально закрыла дверь и спрятала ключ в карман. Не размышляя, она побежала домой. По мере приближения к дому страх ее возрастал, она удивлялась проявленному ею хладнокровию. Анриетта стала колотить в дверь и, едва мать открыла ей, тут же выпалила:

— У нас в сарае человек!

— Что ты говоришь?

— Я видела жандарма на скале. Кого-то разыскивают.

Наверху, в своей маленькой спальне, Малуан приоткрыл глаза, услышав голоса женщин.

Он поглядел на обои с серебряной полоской, которыми заменил прежние, в цветочек, так как продавец сказал, что полосатые более современны. Но он не смог к ним привыкнуть, как и к куску красного шелка с четырьмя деревянными висюльками, который служил абажуром.

Чтобы услышать, о чем идет речь, ему достаточно было поднять голову и прислушаться.

Малуан задался вопросом — прислушаться или продолжать спать. Он предпочел последнее, но даже во сне сознавал, что после пробуждения должен будет думать о неприятных вещах.

— Завтрак вам подадут в столовую, месье Митчел. Жермен! Завтрак месье Митчелу… Яичница с беконом, не так ли?

Старик был забавен — тщедушный, удивительно нервный. Но что в нем особенно поражало — это розовая, как у ребенка, кожа и невинное выражение лица.

— Его еще не арестовали? — с трудом проговорил он, так как по-французски знал всего несколько слов, да и те произносил плохо. Так плохо, что Жермен ничего не понял, и мадам Дюпре пришлось перевести.