Человек из Лондона

— Разыскивают какого-то англичанина, — сказал жандарм.

— А, так это англичанин…

У жандарма на уме была только смена караула, и это раздражало Малуана. Ему хотелось продолжить разговор, он предполагал, что спрятавшийся в сарае человек услышит их. Начинался прилив. К пяти часам вода достигнет косогора и, если будет ветер, волны докатятся до дверей сарая.

— Вы здесь живете? — спросил жандарм из вежливости.

Малуан показал на три дома, расположенные на скале, и его собеседник вздохнул:

— Не очень-то здесь весело!

— Скажите, а что, если он вооружен, этот ваш англичанин?

— Как будто нет.

Уходить Малуану не хотелось, но как-то уж очень неестественно торчать тут под дождем, разглядывая море. Все же именно дождь приносил успокоение, как и присутствие жандарма, тоскливое зрелище мокрых крыш, белые барашки на зеленом море. Нужно было, чтобы вся вселенная казалась угрюмой. Он слушал стук дождевых капель по рифленому толю сарая и знал, что струи воды просачиваются внутрь.

— А достоверно известно, что он не покинул город? — спросил Малуан равнодушно.

— Я знаю лишь то, что мне говорят. Инспектор Скотленд-Ярда утверждает, что у этого человека нет ни гроша в кармане, ни револьвера, ни ножа.

Это сообщение навело Малуана на мысль, что у его клоуна нет еды. Голова кругом может пойти, если стоять здесь и думать об одном и том же. Услышав голоса, не подумает ли беглец, что он окружен? Не дрожит ли от страха и холода? А что испытал он, когда вошла Анриетта?

Малуан подтолкнул ногой ком к краю косогора, и тот упал на рифленый толь.

— Это ваш сарай? — спросил жандарм. — У вас есть лодка?

— Плоскодонка. Но в ближайшие дни куплю моторку.

— С каких лет у вас на железной дороге выходят на пенсию?

— С пятидесяти пяти.

Они вели неторопливую беседу, а внизу по-прежнему сидел голодный человек!

Малуан пнул ногой еще один ком земли с видом мальчишки, который после школьных занятий гоняет камень, как футбольный мяч, а сам в это время подумал: «Если я не открою дверь, через несколько дней клоун умрет».

И воображение тут же нарисовало ему ужасную картину: ночью, в самый разгар прилива, он тащит к морю худое одеревеневшее тело.

— Пойду перекурить, — пробормотал Малуан.

И, засунув руки глубоко в карманы, направился к дому. Ужасно это — давать волю мыслям. Ночью жандармы, несомненно, будут делать обход с электрическими фонарями, и стоит человеку на свою беду зашевелиться…

Все уже сидели за столом, даже Эрнест, вернувшийся из школы. Малуан молча принялся за еду.

— Пойдешь со мной? — вдруг спросил он Анриетту.

Девушка посмотрела на мать, и та кивнула в знак согласия:

— Вот и хорошо. Пойдете вместе, прогуляетесь.

— А я? — законючил Эрнест.

— Ты останешься дома.

Малуан поднялся в спальню, чтобы причесаться и почистить костюм. Потом достал старую коробку, которая хранилась в зеркальном шкафу, чтобы взять немного денег. В коробке лежали тысячефранковый и пятисотфранковый билеты, и он украдкой положил их в карман.

— Ты уже готова, Анриетта?

«Да, тот человек голоден. Дождь не прекращается. В сарае, конечно, образовалось с десяток отверстий, из которых льются ледяные струи».

— Эрнест, выди-ка на минутку.

— Почему?

Малуан выставил мальчика в коридор и протянул руки к огню, как делал обычно после мытья.

— Я обдумал то, о чем рассказала Анриетта утром, — сказал он жене. — Об этом никому ни слова, понятно?

— А если он убежит на твоей лодке?

Об этом он не подумал и вздохнул с огорчением:

— Что поделаешь!

Анриетта напудрилась и подкрасилась, несколько переборщив с помадой, и это было особенно заметно, так как она надела зеленое платье.

— Куда мы пойдем?

— Посмотрим.

До тропинки вниз они шли молча, и Малуану беспричинно было радостно, словно он отправился на праздник или на свадьбу.

— Хозяин за тобой не приударял?

— Еще чего!

Он изучал дочь своими маленькими глазками с удовольствием и одновременно с беспокойством.

— Я посоветовал матери никому не рассказывать о сарае. Разумеется, и ты никому не должна говорить.

К набережной пришвартовался траулер, и экипаж, собравшийся в полном составе на палубе, с улыбкой смотрел на Анриетту. Она же шла не обычной своей походкой, а выступала как-то важно, торжественно, и на лице ее светилась радость.

— Мы идем в кафе «Швейцария»?

Малуан ответил не сразу, он посмотрел на свою стеклянную будку на другом конце порта и содрогнулся от мысли, что теперь богат. Это было неслыханно, неправдоподобно! В одиночестве он даже не отдавал себе отчета в том, что собой представляют такие деньги, но сейчас, прогуливаясь с дочерью, открывал все новые и новые перспективы.

— Тебе не хочется снова идти на работу?

— Да. Но это невозможно, — ответила она, не подозревая, какой смысл вложил в эти слова отец.

— А если бы стало возможно? Если ты сможешь одеться лучше, чем дочь Ленэ?

— Она может тратить, сколько ей вздумается, но так и останется безвкусной дурочкой.

В стеклянной будке можно было рассмотреть стрелочника. День был серым. Огней еще не зажигали, и все вокруг казалось мрачным и бедным.