Человек из Назарета

Звеня цепями, человек, которому от кузнеца теперь были нужны услуги иного рода, нежели те, что тот оказал ему когда-то, шел за Иисусом, как верный пес. Вечер пока не перешел в ночь, и; когда Иисус и семь его спутников вошли в город, по главной улице еще прогуливались люди, решившие подышать перед сном свежим воздухом. Какой-то старец, в расшитой узорами шапке, с посохом — уважаемый, должно быть, человек, — пил у таверны вино в обществе других, тоже важных людей. Кажется, никто не был рад видеть человека, исцеленного Иисусом, никто его не приветствовал.

— Разве вы не узнаете меня?! — крикнул мужчина. — Я знаю теперь, что был одержим бесами, но, хвала Господу, нечистые оставили меня! Хвала и тому, кто изгнал зло!

— Мы не часто видим здесь чужих, — сказал старец Иисусу. — Не скажешь ли, кто ты?

— Думаю, я знаю, кто он, — сказал человек, бывший недавно одержимым. — Я думаю, что он — Сын Всевышнего. Хвала ему! Хвала!

Старец только отмахнулся от этих слов, настолько нелепо они звучали.

— Тебя исцелили, верно? — спросил он. — Но как именно это было сделано? Вот что хотелось бы знать.

Иисус тотчас разразился неистовой речью:

— Мне ясно, к чему ты клонишь, но ты — глупец! Может ли человек с помощью демонов изгнать демонов? Будет ли веельзевул, повелитель мух, изгонять то, что ему принадлежит? Но я вижу, что там, где нет понимания, не будет и веры! — И он сплюнул на землю.

Другой, более сдержанный и разумный старец, сказал:

— Извини. Ты видишь, как у нас тут… Мы не привыкли к появлению чужих в нашем городе. Мы предпочитаем, чтобы все шло так, как было всегда. Если ты ищешь, где остановиться на ночь… ну что же, повторю то, что я уже сказал: мы не привыкли к появлению чужих.

— Ты остановишься в моем доме, — сказал исцелившийся. — Это самое малое, что я могу для тебя сделать.

— Нет, — твердо сказал Иисус. — Сегодня тебе ни к чему чужие в доме. Ты должен быть с теми, кого любишь. А завтра приступай к служению Царству Небесному. Расскажи всем о том великом благе, которое оказал тебе Бог. Старайся любить ближних своих. — И он холодно посмотрел на этих ближних.

Иисус и его ученики провели ночь за городом, под открытым небом. Иоанн развел еще один костер, чтобы можно было согреться в холодные предрассветные часы. На этот раз Иисус благоразумно, что с ним бывало не всегда, лег спать чуть раньше остальных и поодаль от костра, сказав, что там ему будет достаточно тепло. Он понимал, что шестеро учеников должны узнать друг друга в непринужденной обстановке, без его стесняющего присутствия, а знакомясь друг с другом, они обязательно заведут разговор о нем, и разговор этот будет более откровенным.

Симон предложил Матфею:

— Я думаю, ты должен взять на себя денежные дела.

— Денежные дела? — удивился Матфей. — Какие еще денежные дела? Я думал, мы уже отказались от денег.

— Нам приходится иногда попрошайничать, — сказал Симон. — Мы ведь должны что-то есть. Нельзя же питаться только рыбой да ягодами, это хороший способ заработать понос. Нам нужен хлеб — хлеб насущный, как сказано в молитве. Найдутся такие, помяни мое слово, которые будут идти за нами, не отходя ни на шаг. А их надо будет кормить. В сущности, подаяние бедным — вот что я имею в виду, говоря о деньгах.

— Мы сами и есть бедные, — вмешался Иаков.

— Но всегда найдутся еще беднее, — возразил Симон. — Ты должен стать тем, кого называют казначеем, Матфей. Ты человек образованный и сможешь вести счет деньгам.

— Юный Иоанн тоже получил образование, — заметил Матфей.

— Иоанн глуповат по части денег, — сказал Иаков.

— О ужас, геенна огненная! — ухмыльнулся Иоанн. — Ты назвал меня глупцом!

— Не нравится мне это, — сказал Матфей. — Мне больше не хочется иметь дело с деньгами. Однако я возьму это на себя, попробую еще разок.

— Хорошо, — сказал Симон. — Ну вот, ребята, были мы когда-то мастерами в разных ремеслах, а теперь стали нищими, и иного будущего у нас нет.

— Я иногда думаю о будущем, — заговорил Филипп. — Когда, как сейчас, Иисуса нет рядом. Думаю — не глупец ли я. И считаю, что нет ничего страшного, если иногда назовешь себя глупцом. Так же было и с Иоанном — с тем Иоанном, настоящим, ты уж прости меня, Иоанн. Я был готов верить любым его словам, пока он не бросил нас. Я хочу сказать, неужели мы так теперь и будем жить? Еще лет тридцать — сорок?

— От тебя никто не ждет, чтобы ты думал о будущем, — произнес Андрей. — Слышал, как он говорил? Довольно для каждого дня своей заботы. Следует признать, что здравый смысл в этом есть.

— Да, — согласился Филипп, — но каждый человек строит какие-то планы. Насчет женитьбы, скажем, детей или собственного дома. И здесь возникает один важный вопрос. Все мы неженатые, а он как бы предполагает, что ни один из нас никогда и не будет помышлять о женитьбе. Или вообще о женщинах, если уж на то пошло. Во всем этом есть что-то противоестественное.

— Я вдовец, — сказал Симон. — Единственный по-настоящему одинокий мужчина среди вас. Но о женитьбе я и не думаю.

— Он тоже вдовец, — заметил Андрей. — Вам это известно?