Человек из ниоткуда

Ненормальный, усмехнулся он про себя. Если кто-нибудь мог сейчас его слышать, то решил бы, что перед ним или актер, зубрящий роль, или сумасшедший, и благодарение Богу, наблюдатель лишь отчасти был бы прав. Преподавание отнимало у него немало сил и терпения. Саймон старался заинтересовать учеников скучной, на первый взгляд, наукой цифр. Пифагор, Евклид, Архимед, Нострадамус, кем Саймон только не был, а вот роль примерного семьянина ему пока удавалась плохо. Холодность Ведмины способна была толкнуть его на безумный поступок, такой, что имел место почти год назад. Перед самым началом нового учебного года он, напуганный внезапной болезнью маленькой дочери, отказался от места преподавателя, решив целиком посвятить себя семье. Почти неделю потратив на поиски врача, способного вылечить Эмму, он разуверился в традиционной медицине и хотел, было уже обратиться к знахарке, но пристыженный собственными родителями, вовремя оставил эту затею. И вот именно тогда, когда надежды на исцеление Эммы почти не оставалось, Саймону приснился вещий сон. На следующий день он пошел в церковь и, к удивлению, священник не прогнал его, внимательно выслушал и дал совет молиться. Обратиться за помощью к тому, кого не признает ни один даже начинающий волшебник, по словам Ведмины было верхом глупости, но другого выхода Саймон не видел. Молился он неистово, целый день и ночь простояв у иконы, на которую указал ему святой отец. Что тогда шептал Саймон Николаю Чудотворцу, он не помнил, но чудо свершилось. Эмма выздоровела, а Ведмину посетило сомнение, так ли права Магия, что игнорирует слово Божье? То, что Саймон не сделал бы ни по чьему указанию, он с радостью и надеждой повторил бы еще ни один раз ради любимых людей. Ведмина быстро позабыла и о болезни дочери, о том, какой ценой далось ее выздоровление. Любовь бывает жестокой, но без нее жизнь пуста и никчемна. Об этом Саймон не переставал размышлять всю дорогу до аэропорта. Ведмина не спускала дочь с рук, и, похоже, что мир между супругами снова был установлен. Глядя на повеселевшее лицо супруги, Саймон не отставал от нее. Она прелесть, и для него самая лучшая, чего не скажешь о детских игрушках. Когда Саймон пытался смыть с плюшевого Гуффи чернила, он обратил внимание, что игрушка выглядела слишком аморфной, под пальцами Саймона тело пса легко меняло свои формы. Скорее всего, он был набит всякой дрянью, может быть, совсем небезопасной для маленьких детей. В ушах Гуффи что-то скрипело, металлический каркас кое-где уже выпирал наружу. Возникло желание, как можно быстрее избавиться от игрушки, но его владелица, отнюдь не разделяла помыслов Саймона. Девочка, за минуту до этого поднявшая страшный рев, замолчала, обхватив видавшего виды пса, а Саймон с опаской глядя на него, обратился к супруге, – Мина, тебе не кажется, что Гуффи как-то странно пахнет?

– Если тебе что-нибудь привиделось, прочитай молитву, – ответила Ведмина.

Значит, обида ее не прошла, с сожалением подумал Саймон.

Полицейская собака зарычала, когда обнюхивала багаж пассажиров. При повторной проверке овчарка вела себя спокойнее. Подозрение животного передалось и Саймону, с той лишь разницей, что сомнения у последнего возникли по поводу ее работы. Неприязнь легко объяснялась, Саймон с детства не любил собак. Единственного пса, которого он еще мог вытерпеть, был Гуффи, подаренный Эмме дедушкой, отцом Ведмины. Эмма полюбила игрушку так сильно, как могут любить их лишь маленькие дети, которые инстинктивно ищут в мягком друге приятеля для своих игр. Иногда Саймону казалось, что дочь любит Гуффи больше, чем его самого, и тогда в нем просыпалась ревность.

– Что тут удивляться, она видит тебя только зимой, на Рождество, как приходящего Санта Клауса, и летом, во время каникул.

Мина сказала ему жестокую правду. Если он смог сделать нелегкий выбор между миром волшебным и традиционным, то делить детей на своих и чужих, было выше понимания Саймона. О, мудрый Агриппа, как болит голова, наверное, от этого визгливого собачьего лая, отголоски которого, до сих пор стояли у Саймона в ушах. В салоне самолета малышка Эмма задремала, крепко прижимая к себе Гуффи. Мина склонилась над женским