Человек из очереди

Ну, годами все и сходило. А тут Серега зарвался (это потому что один работал, без Андрюхиной рассудительности ему скорая погибель), и на работе хапнул лишнее, а тут комиссия какая-то, в общем, мямлить тут нечего, нужна Сереге сотня, а иначе подведут его под приказ и с работы турнут. А где ему эту сотню взять, если у него жена Рая и двое детей. У Андрюхи тоже двое детей, но ведь его Зина в сравнении с Райкой тихоня на сливочном масле. Тигра покричит и отойдет, а Райка отлупит так, что две недели фонари будут гореть.

— Ладно, не сыпь горохом. Что-нибудь придумаем.

Но сказать-то оно можно, а что придумаешь, если лежишь в больнице. Братану-то сотня нужна, а не утешения вроде — выше голову и грудь пошире раздувай.

Но уж как с детства взял он манеру братана опекать и тыкать долгим влажным носом в малолетнее растяпство, так уж всегда позицию эту выдерживал.

— Придумаем, — сказал решительно, мол, до завтра что-нибудь и сообразим.

Сказать-то все можно, а только где деньги достать. Если б человек только подумал, а тут уж и денежки с неба шелестят, вот это другое дело, тут Андрюха давно миллионером стал бы.

Он вечер продумал и утро следующее прихватил, но ничего сносного не насоображал. Это ведь не трешку до получки подстрелить для поправки здоровья, это ведь сотня, и кто ж ее даст такому человеку, как, например, Серега.

Однако, когда подошел обед, у Андрюхи уже кое-что начало выклевываться.

И когда пришел Серега, Андрюха скомандовал:

— Айда в садик! Пришли.

— Меняемся штанами! Поменялись.

— Снимай плащ. И сиди на скамейке до моего прихода. И пошкандыбал из больницы.

И полегонечку, постанывая при неровном движении, добрался Андрюха до своего двора.

А во дворе он спрятался за угол сарая и глянул, нет ли кого из бабушек на скамейке перед подъездом, поднял ворот плаща и пересек двор.

И так у него шелестело в голове — если кто его засечет, то скажет Андрюха своей тигре, за мылом приходил — мыло у него кончилось. Попытка, как говорится, не убытка, а вдруг да удача подвернется.

И подвернулась — никого не встретил в подъезде.

Вставил ключ в дверь и посмотрел по сторонам — никого — и протиснулся в квартиру.

Прямехонько прохромал к шкафу, открыл его: на средней полке, под газеткой, денежки должны покоиться. И покоились себе, голубчики, послюнявил их Андрюха — сто пятьдесят разлюбезных. Семейная заначка на случай пожарный. Ну, Зине пальто подвернется или Надька, дочь старшая, заноет — не хочу сапоги за тридцатку носить, хочу за семьдесят. Мало ли кто чего захочет, молча отчитал ее Андрюха и сто рублей выложил в карман.

Но потом сразу прикинул — ну ведь что у него за голова, ну ведь как же она все умеет прикрутить одно к одному — это странный жулик получается, сотню взял, а полсотни оставил, да Зина все сразу усечет, и Андрюха сунул в карман и эти полсотни.

А потом так это в белье покопошился, он, выходит, деньги ищет, он же не знает, где они лежат, потом вытащил ящик с носками и штопкой и носки сбросил на пол.

Дело было кончено. Однако оглядел Андрюха свою квартиру и подумал, а чем бы еще тигре напакостить, разбой то есть произвести.

На столе стояла вазочка, пустенькая вазочка, ее несколько лет назад Зине на работе подарили, ну как вроде супругу намек — не забывай, голубчик, про цветочки. Про цветочки смеяться не будем, но, чтоб вазочка не пустовала, туда всякие бумажки совали — квитанции там, билеты разные, Зинины грамоты с работы — она передовая на швейной фабрике.

Словом, Андрюха с некоторым даже остервенением дернул скатерку, и вазочка хрястнулась на пол и разбилась, понятно, она же стеклянная. Но Андрюха так это с наслаждением на осколки все-таки наступил.

И отвалил. Отхромал то есть.

И, поднимаясь в гору перед больницей, так соображал: вот скажи он Зине, что брату деньги позарез нужны, мол, кинь на время, отдадим с верхушкой, так дала бы Зина свояку, и даже засмеялся Андрюха от такого предположения: да вам, ханыгам, еще и денежку, а этого не хочешь — и сунула бы Андрюхе под нос кукиш с облупленной краской на ногте.

Нет, конечно, маялся Андрюха, когда вползал на горку перед больницей, поясница ныла, это само собой, но ведь и в груди что-то копошилось, ну, вроде это деньги семейные и трогать бы их не следовало, вернее, не семейные даже, а только Зинины — она за летние месяцы хорошо заработала, и ей что-то кинули за второй квартал, конечно, бабу пожалеть бы надо, она не вертихвостка и для семьи старается как пчелка.

С другой-то стороны, а братана меньшего в беде, выходит, оставь. Кто ж братана выручать будет, кровь, значит, родную.