Человек из очереди

А все равно копошение в груди не проходило: тигра для семьи старалась, а он заначку в распыл пустил. Неловкость выходит. Но утешился тем, что тигра, Зина то есть, все равно семью вытянет. Ну хоть что случись с ним, с Андрюхой, хоть вовсе улетучься он в это низкое небушко, а все равно семья не пропадет, раз есть такая Зина. Покряхтит, но потащит. А братка? То-то и оно. Если его Андрюха не потянет, то уж никто не потянет. С работы ведь могут по статье турнуть, дескать, нам такого охламона и даром не нужно, а не то что ему дважды в месяц денежку выплачивать.

Вот такая справедливость вырисовывалась из копошения. Ей-то, кровной этой справедливостью, Андрюха и утешился.

А Серега все сидел в больничной пижамке, начал накрапывать дождик, а он все сидел, где братан его оставил, даже под дерево не перешел — боится самостоятельность обозначить.

— Готово! — сказал Андрюха. — В кармане сто пятьдесят. Достань у знакомых ребят бачки и унитаз. Да штук несколько спишут — ну, разбились при работе. Да пой больше — семья вот. Да сухонький будь с утра. Сотку потрать, остальное сохрани. И где я взял денежку, ты и знать не знаешь. Понял? И топай отсюда. Проболтаешься — по шее накостыляю. Не смотри, что поясница болит, — костылять буду руками.

— Да ты, братка, да ты что, да мы с тобой, ну выручил, ну даешь, да как же так, а я-то, да никогда боле, отдадим — и как иначе, вколем, вколем, только выйди отсюда, — все суетился Серега и трясущимися ручонками денежки пересчитал. — Ну даешь, и как же так, и навсегда.

— Всё! — закончил Андрюха. — Знай, за кого держаться. Только за старших. Забирай штаны и уматывай.

А сам с нетерпением начал ждать вечера. В голове у него словно бы часики пощелкивали: вот четыре часа, вот тигра вышла с работы, вот несется в «стекляшку» колбаски присмотреть, кинем сорок минут на очереди и сплетки, ну, час для верности кинем, вот пришла домой, видит разбой, денежки уплыли, вот бежит в милицию, вот приходит участковый, ну, разговоры там, фули-мули, велит Надьке накормить Витюху, сына младшего, себе кусок за щеку и бегом к Андрюхе — ведь душа родная. Значит, часам к семи милости просим, туточки сидим, и не у телика, а на коечке.

И не ошибся — в семь часов, сразу после больничного ужина, Зина и припыхтела. А Андрюха так это фон-бароном на коечке сидит и книжечку почитывает.

А Зина-то потная, жаром пышет от ее круглого тела — она вся как бы состоит из больших шаров, правда, шары эти не вполне ловко друг к другу подогнаны, но не о том сейчас звук, — а глаза у Зины навыкате.

— Ты чего? — удивился Андрюха. — Пожар?

— Хуже. Деньги.

— Какие деньги?

— Ну, заначка в шкафу.

Андрюха присвистнул.

— Вот хотела, тля, в субботу по магазинам побегать. Опоздала.

— Пойдем на улицу. Еще не спускался. Помоги.

И вовсе каракатицей полз, ну совсем не может человек разогнуться.

— Ну ты раззява, тигра, — упрекнул Андрюха жену, когда сели на скамейку. — Ключ-то, поди, в шкафу торчал?

— В шкафу-то в шкафу, а в квартиру как попадешь? Замок-то хитрый у нас и не поврежден. Вот и Вася, наш участковый, считает, что это кто-то из своих. Ты, говорит, Зина, покуда заявление не пиши, тут кто-то из своих. И разбирайся без нас. Я к тебе и побежала. Может, думаю, ты взял.

— Нет, Зина, это не я. Да и к чему мне? В больнице я сыт и, как говорится, нос в табаке.

— Два дня назад Серега, тля, приходил ко мне, денег в долг канючил — на работе проворовался. Так я думаю, может, ты для Сереги и взял, а, Андрюша?

— Не надо, Зина. Ну, зачем так-то? Серегины заботы мне известны. Но из больницы я никуда не уходил. И сама видишь, какой я ходок. Только деньги и нечего больше?

— Ничего. Вазу еще раскокали.

— Ну, это ладно. Ей два рубля цена. Вася прав: это кто-то из своих. О детях худого думать не станем, не посмеют, так?

— Так.

— Значит, остаемся ты или я. Вот я и гляжу: что-то ты очень запыхавшись, Зина. И глаза у тебя неспокойные. Прибежала и растлякалась. Про себя я все знаю, так, может, это ты, Зина, деньги взяла?

Спросил и подумал: а ведь точно, она и взяла, кому еще и брать, он же, Андрюха, из больницы не уходил, это медсестра подтвердит, и даже злость начала закипать в нем маленькими пузырьками — ушлая какая, сама взяла, а на мужа грешит.

— Да ты обалдел. Зачем мне деньги тягать, тля? Я бы их и так взяла. Стану я позориться перед милицией.

— Ну вот, Зина, ты взять не могла, а я, походит, могу? — с горькой обидой спросил Андрюха, у него и голос задрожал — ну, если человека, ну, унизили.

— А может Серега взял, а? — с надеждой спросила Зина.

— Не нужно брата трогать. Он не такой, на наши деньги не позарится. Да и ключа у него нет. А вот скажи — может это Валька взяла, племянница твоя?

— Да ты что — она же три дня назад уехала от нас. А деньги взяли сегодня.

— Тогда все, вот сейчас понял — это тещенька моя, матушка твоя соответственно. У нее ведь и ключ есть.