— Именно это и беспокоит меня больше всего. Что мешает мне чувствовать удовлетворение? Чем я недоволен? Что-то тут определенно не так. Но что? Разрази меня гром — я не знаю! Где-то есть пробел. Мне необходимо знать, что это за пробел — для того, чтобы либо подкрепить доказательства вины Ламонта, либо их отбросить.
— Ладно, ладно, — добродушно проворчал Баркер. — Давайте, действуйте. Вы хорошо потрудились и можете позволить себе немного подурачиться. Доказательств и так более чем достаточно. Для любого суда.
И Грант двинулся через ясный, шумливый утренний Лондон по направлению к вокзалу Ватерлоо, а облако смутного недовольства собой следовало за ним по пятам. Когда с нагретой мостовой он вступил под прохладные своды этого самого лучшего, но и самого печального из лондонских вокзалов, от одного названия которого веет холодом утрат и расставаний, на лицо его, словно сажа, легла печать уныния. Отыскав чиновника, который помог бы ему обнаружить предполагаемый багаж, Грант вместе с ним проследовал в багажное отделение, где хранились невостребованные вещи.
— Я знаю, где их искать, сэр, — с живейшим любопытством поглядывая на Гранта, сказал служащий. — Их оставили недели две назад.
С этими словами он остановился возле двух сундуков. Грант заметил, что ни на одном из них не было ярлыков компании «Роттердам — Манхэттен», которые всегда наклеивают, если владелец багажа следует за океан. Вместо них на двух прилепленных клочках бумаги рукой Соррела было проставлено: «А. Соррел». И все. С забившимся сердцем Грант открыл крышки. В первом под верхним слоем одежды лежал паспорт Соррела и билеты на пароход. Почему он оставил их здесь? Почему не держал в бумажнике? Тут же находились и ярлычки для багажа, которые выдает пассажирам вместе с билетами пароходное агентство. Возможно, по какой-то причине Соррел собирался еще раз наведаться сюда перед тем, как сесть на паром, и тогда наклеить ярлыки на багаж. И билеты здесь оставил, чтобы их не стащили ненароком в очереди.