Человек из паутины

- Брешет, - мрачно процедил Колька. - Он однажды на две недели к бабке в деревню ездил, а нам набрехал, что пятнадцать суток из-за нас отсидел, и слупил с нас за это бутылку вермута и флакон одеколона "Таежный".

- Стоп, - прикрикнула на Кольку хозяйка и задумчиво посмотрела на Алика. - С деньгами разберемся потом. - Она подергала серебряную висюльку, свешивающуюся с ее правого уха. - Ваньку, говоришь, выписали третьего дня...

- Выписали, еще как выписали. Его Семенов по пьяни выписал - за то, что, хи-хи, главврач семеновскую жену... пользует.

- Пестовали, пестовали и выпестовали... - попробовал пошутить Колька, но Калерия ему не дала.

- Где же тогда он прячется, если дома ни разу не появился? - спросила она негромко.

- У бабы, у кого же еще, - не задумываясь ответил Доцент. - Он там в одну медсестру влюбился, вот у ней, наверное, и отлеживается в кровати.

- Что за баба? - поинтересовалась Калерия.

- Я же говорю, одна медсестра, не то Люда, не то Люся, не помню.

- Может, Зоя? Та, что давала стоя? - пошутил Колька.

- Да иди ты со свой Зоей. Не Зоя она была, а Люся. Или Люда. Халат на ней был еще такой синий. Или зеленый. И пуговица на халате болталась, вторая сверху. Как сейчас помню, на серенькой такой тонкой ниточке...

- Вспоминай, Доцент, вспоминай, - подталкивала его Калерия. Вспомнишь - получишь свои пени за койко-место.

- Да вспоминаю я, вспоминаю. Вспомнить только ничего не могу. Наверное, это после брандспойта и пескоструя.

- Ты вот что, - снова вмешался Колька из 30-й квартиры. - Ты что-нибудь в ИНЕБОЛе пил?

- Было дело. - честно сказал Доцент. - Как же там без питья-то? Это же больница, там без питья нельзя. Там микробы, бактерии, инфузории...

- Тогда просто. - Колька потер ладони и, радостный, повернулся к Калерии: - Есть проверенный способ, как вспомнить, когда забыл. Надо пить то же самое, что он пил в ИНЕБОЛе, но в обратном порядке. - Он уже говорил Доценту: - Начал ты, допустим, с "Зубровки", а кончил огуречным лосьоном правильно?

- Правильно, - кивнул Алик. - А ты почем знаешь?

-Так ты ж всегда, когда начинаешь с "Зубровки", кончаешь огуречным лосьоном...

- Нет уж, - стукнула Калерия своим маленьким кулачком по столу, понимая, куда клонится дело. - Ну вас, алкашей, на фиг. Нажретесь, а потом не то что имя этой девицы, не сможете вспомнить, как вас самих-то зовут. Есть другой способ. Раздевайся.

- То есть как это - "раздевайся"? - удивленно спросил Доцент.

- Снимай одежду, а потом наденешь ее снова, только вывернутую наизнанку. Сразу все и вспомнишь.

Уже через полчаса Машенькины адрес и телефон, записанные нетвердым почерком обретшего вдруг память Доцента, лежали перед Калерией на столе.

- Значит, так, - сказала Калерия. - Ты, - тыкнула она Кольке из 30-й квартиры в грудь, - отрядишь Компотова или этого, как там его. Глюкозу к этой, как там ее... - Калерия заглянула в бумажку. - К медсестре Марии. А лучше сразу обоих - и Компотова, и Глюкозу. Если Ванечка у нее, пусть хватают и волокут... - На секунду она задумалась. - Скажем, в этот ваш... в "Три покойника"... на бутылочный пункт, короче. Ты, Доцент, временно будешь вести наблюдение за сибирячкой. Всё. - Калерия встала. - Совещание окончено. Расходитесь по одному, с интервалом в десять минут. В следующий раз место сбора будет другое. И так уже все по лестнице только и говорят, что у меня здесь тайный притон. Что все окрестные алкаши гнездо у меня свили. Что я спирт водой разбавляю и торгую в розлив. Ваших мне образин мало, не хватает еще ментовских. Что сидите? Или не слышали? А ну, змей-раззмей, быстро на выход по одному!

Глава 9. Поход за волшебной грушей

Жила на свете девушка Машенька. Были у нее муж и двое детей. И так в ее жизни вышло, что влюбилась она в нового человека. То есть Машенька пока еще представляла смутно, что она его полюбила, но что-то в ее сердце пощипывало, намекая на родившуюся любовь. Звали этого нового человека Ванечка, Иван Васильевич Вепсаревич.

День был ясный, и над Смоленским кладбищем плыли облака и птицы. Машенька свернула с аллеи и по тесной дорожке между крестами направилась к невзрачной часовенке. Отступила с дорожки за куст рябины, пропустила задыхающуюся бабку и медленно пошагала дальше. В часовенке она пробыла минуту, ровно столько, чтобы купить заговоренные свечи. Про свечи она слышала от подруги - та, когда болел ее муж, покупала у Ксении Блаженной несколько трехрублевых свечечек и ставила их Пантелеймону-целителю. Подруга говорила, что помогает.

Машенька со свечами в сумке прошмыгнула мимо Смоленской церкви, косым взглядом зацепившись за колокольню и за кроны кладбищенских тополей. Отвела глаза от крестов и скоро уже была за оградой. Кладбищенские церкви Машенька не любила, а почему, не понимала сама. Что-то в них было жуткое, пахло сырой землей, и запах сырой земли не заглушали ни свечи, ни ладан батюшек.