- Сорт "Рубиновая звезда", - сказала Медсестра Леля. - Я такие видела в Красноярске на всероссийской сельскохозяйственной выставке, еще при советской власти. Нам один агроном рассказывал, что она продлевает жизнь, если ее регулярно кушать. В ней есть такие специальные витамины, которые задерживают процессы старения.
- Темно, Леля, давай отсюда пойдем. Вдруг здесь еще какие-нибудь гадины водятся. - Машенька обвела взглядом пыльный мешок подвала.
- Сейчас уйдем, только сначала надо получить силу. Я не помню, откусить от нее надо или приложиться ладонью.
- Пойдем ко мне, она же немытая, у меня помоем. После крысы в рот немытую неприятно брать.
- Не те крысы, которых мы едим. а те крысы, которые нас едят. Ну, ладно, ладно, здесь есть не будем, возьмем с собой. Тебе я тоже советую запастись силой.
- Мне-то она зачем? Я и так сильная. По десять килограммов продуктов в обеих руках через день таскаю. Нет, Леля, эту силу оставь себе, чтобы лучше вылечить Ивана Васильевича.
- Этой силы, Машенька, и на меня, и на тебя, и на Ванечку твоего хватит, и еще останется на пятерых таких, как мы с тобой вместе взятые. Это не просто сила, это сила немеряная.
- Хорошо, пусть будет немеряная, только лучше мы отсюда уйдем, нехорошо мне как-то здесь, неуютно. Давление, наверное, скачет или магнитная буря в атмосфере. Скорей забираем грушу и на третий этаж, ко мне.
Леля с Машей одновременно протянули руки к волшебной груше и почувствовали, как их ладони сами липнут к прохладной кожице. Сила потекла по рукам, по жилочкам, по венам, по капиллярам. Груша таяла, убавляла в весе, девушки набирались силы. Они взяли "Рубиновую звезду" с пола, и две их сложенные в одну ладони превратились в летучий корабль, собравшийся в далекое плавание. И только он по ровной волне нацелился на ворота гавани, как из-за ветхого железного мойдодыра, глядящего на них кровожадным взглядом, выскочила сухонькая старушка ростом в полтора стула.
Калерия бросилась прямо к груше, попыталась ее схватить, но набранная сила разбега не дала ей остановиться вовремя. Рука ударила девушкам по ладоням, и, как мячик, "Рубиновая звезда" улетела в стенной пролом.
Первой опомнилась Леля. Оттолкнув неизвестную старушонку деликатным ударом в лоб, она схватила за рукав Машеньку, пропихнула ее в дыру и выбралась за Машенькой следом. Груши за стеной не было. Только в воздухе, как след фейерверка, умирали пузыри света. Они гасли, исчезая за дверью, выводящей на лестничную площадку.
- За мной! - скомандовала Медсестра Леля, и Машенька, как адъютант за полковником, выскочила за ней сначала на лестницу, затем на улицу, на солнечный свет.
- Эй, эй, что ты делаешь! - успела крикнуть Медсестра Леля, но было поздно. На противоположной стороне улицы несколько горластых подростков клюшками и обломками лыж гоняли по тротуару мяч. Один мальчишка был с рукой в гипсе. Леля с Машей застыли на полдороге, наблюдая округлившимися глазами, как отбитая загипсованной ракеткой-рукой "Рубиновая звезда" улетает за гребни крыш куда-то в направлении зоопарка.
Глава 10. День работников стеклотарной промышленности
Блики солнца бегали по бутылочному стеклу, наполняя пыльное помещение "Трех покойников" праздничным, нерабочим духом. Впрочем, дух был и без того праздничный - в "Трех покойниках" отмечали столетие приемки стеклотары в России.
Прием тары по случаю юбилея сегодня не производился. На входе с Малого, на пузатом куске фанеры, вставленном в рамку филенки вместо высаженного толпой дверного стекла, Глюкоза написал мелом: "Пункт закрыт. Прорвало канализацию".
На ящиках и на редких стульях в пункте сидел народ и отмечал свой профессиональный праздник. Феликс Компотов-старший был уже изрядно набравшись, и поэтому его настроение менялось, как питерская погода. В описываемый нами момент главнокомандующий бутылочным фронтом пребывал в глубоком миноре.
- Раскурочу к чертовой матери всю эту бутылочную шарашку, - барабанил он кулаком по ящику, - сделаю евроремонт и открою здесь залупарий. - Он обвел трагическим взглядом галдящую вразнобой компанию и, не увидев сочувствующего лица, уронил голову на колени.
- Раньше праздновали не так, - пьяным голосом сказал Жмаев, тот самый престарелый сапожных дел мастер, таскавший приемщикам сапожные гвозди в обмен на недорогие плодово-ягодные сорта портвейна. - Раньше весело было, когда ваш день отмечали.
- Когда раньше-то? При Сталине, что ли? - спросил Пучков, представитель коллектива приемщиков из пункта на 15-й линии.
- Хотя бы и при Сталине, - ответил ему сапожник. - А не при Сталине, так при Николае Втором.
- Ну и как его тогда отмечали? Нажирались как-нибудь по-особенному? спросил кто-то из почетных гостей.