Человек из паутины

Так он сам себя распалял, пока дверца холодильника не открылась и вместе с яблоком и другими продуктами, приготовленными для передачи в больницу, Карл не выбрался из холодного чрева. Операция «Троянский конь» началась.

Вера Филипповна села в 31-й троллейбус, переехала Тучков мост, зажмурилась от яркого солнца, отражавшегося от адмиралтейской иглы, а когда открыла глаза, увидела свободное место, которое тут же и заняла. Троллейбус плавно покачивался, и Веру Филипповну разморило. Проснулась она от того, что чей-то настырный локоть тыкал её под бок. Троллейбус пересекал Съезжинскую. Вера Филипповна чуть подвинулась и посмотрела на пассажира справа. Сидящий у окна дядечка успокоил свой нервный локоть и срывающимся голосом произнес:

– Мамуля… хлеба корочки не найдется?

– Хлеба? – удивилась Вера Филипповна и внимательно оглядела соседа. На бомжа он вроде был не похож, на голодающего с Поволжья тоже. Костюмчик, правда, был на нем не ахти, потертый, можно сказать, костюмчик. И нос был подозрительно фиолетовый, но нычне в городе таких чернильных носов, считай, у каждого четвертого жителя.

– Хлеба, плавленого сырка, ватрушки, яблока, хоть чего. – В глазах соседа жила надежда и глубокая человеческая тоска.

«Язвенник, – подумала Вера Филипповна. – Обострение, а ничего под рукой нет. Надо выручать человека».

Она раскрыла пакет, покоящийся на ее коленях, и первое, что ухватил взгляд, было яблоко, соседкин гостинец.

«Ничего, Ваня переживет, а Калерии я говорить не стану. Передала и передала, спасибо ей за сочувствие».

Вера Филипповна протянула соседу яблоко. Тот, не поблагодарив ни словом, принял ее подарок и спросил, сглатывая слюну:

– Мать, а стакан есть?

– Нет, – ответила она простодушно.

– Хреново, мать, без стакана-то. Водка ж все-таки, не портвейн. А и пёс с ним, со стаканом!

Он достал откуда-то из-за пазухи маленькую палёной водки, пальцем сковырнул пробку и в какие-нибудь десять секунд высосал содержимое пузыря. Затем шумно перевел дух, потёр яблоко о потертый локоть и засунул целиком в рот. Вместе с Карлом и черенком. Операция «Троянский конь» провалилась, едва начавшись.

Глава 7 Сосед по палате

Негр был голый.

Негр был в красных штанах.

Негр был черный, лиловый, коричневый и блестящий.

Негр курил трубку.

Но звали его не Тибул. И трубки он, естественно, никакой не курил, в палате хоть трубку, хоть беломор – закуришь, так тебя сразу же из больницы пинком под зад и на улицу. Штаны, правда, были красные – красные тренировочные штаны с белым лампасом до самых штрипок. Так что голым негр был разве что выше пояса, между полами распахнутого халата и на малом участке тела от тапок и до концов штанин.

Сначала втащили койку. Долго не попадали в дверной проём, примерялись и так, и этак, затем, обливаясь похмельным потом, два хмурых санитара в халатах наконец догадались повернуть ее боком, после чего внесли. Следом за койкой и санитарами вошел негр.

– Мучачос по несчастью? – обратился он к Ивану Васильевичу на чистом русском, когда они остались одни. – Интересное у вас заведение. На окнах решетки, на вахте сплошные мордовороты. Не больница, а одесский кичман.

– Да нет, ничего, не жалуемся. Кормят прилично, телевизор, библиотека…

– Библиотека? А насчет этого у вас как? – Негр звонко щелкнул блестящим ногтем себя по горлу. – Заначечная какая-нибудь имеется?

Иван вспомнил вчерашний спирт и утренний туман в голове.

– Ну, не знаю. Разве только с врачами договориться… – Он безнадежно развел руками. – А вы к нам сюда надолго?

– Надолго, ненадолго – посмотрим. Как вылечюсь от своей заразы, так и смоюсь отсюда к едрене-фене. Заначечной, значит, нету. Это плохо. Русского человека лечит только одно лекарство. – Негр поскреб щетину на подбородке. – А медсестры?

– Что медсестры? – не понял вопроса Иван Васильевич.

– Слушай! – Негр рассмеялся весело, обнажая кривоватые зубы. – Ну хорошо, ты не пьешь, это еще понятно. Печень там, селезёнка. Но когда мужику пошла такая холява… Один в палате, жена далеко, на работу ходить не надо – сплошная свобода действий.

– А-а-а, так вы в этом плане? – смутился Иван Васильевич.

– В этом, в каком же еще! Телевизор я и дома смотреть могу.

– Тэк-с, уже познакомились. – Из-за двери появились главврач и Семенов Семен Семенович, завотделением. – Чувырлов… э-э-э…

– Альберт Евгеньевич, – подсказал главврачу Семенов.

– Можно Алик, – осклабился негр, протягивая главному руку.

Тот, не замечая руки, медленно прошел в глубь палаты, остановился у зарешеченного окна, глядящего на больничный двор, повернулся и внимательно посмотрел на новенького.