Человек из Преисподней. Крысы Гексагона

Примерно лет сто назад – а может, и больше, точных сроков Комбриг не назвал – случилась большая война, в которой русские оказались не на высоте. Но, как говорит Комбриг, это простительно, так как воевали они против многих других государств. Что ж… такова жизнь. Что здесь, что на поверхности, что сотню лет назад, что сейчас – житуха не отличается честностью и игрой по правилам… Но они, эти русские – а вернее, мы, я почему-то чувствую, что мне придется привыкнуть к этому – сумели дать обратку. Да такую, что забрали с собой в бездну всех, кто решил на нас залупнуться. Здесь я торможу Ваську и самый децл горжусь – русские оказались крутыми пацанами, и мне нравится, что корнями я принадлежу к этой общине.

Впрочем, на этом не закончилось. Спустя какое-то время где-то далеко на юге в результате катаклизмов всплыл какой-то то ли остров, то ли гора. И там объявились те, кто, как сказал Комбриг, и зажег войну. Они очень быстро стали буграми в новом мире, так как сохранили общак – и ресурсы, и средства, и технологическое превосходство – и теперь диктовали новые правила. Хотя и мира-то осталось – хрен да маленько…

– Кто же такой Комбриг? – спрашиваю я. – Если русские похерились…

– Похерились – да не все… – задумчиво отвечает Васька. – Я поняла, что от русских все же остались осколки. Разные общинки, там, бандочки, деревеньки… И немало. И Комбриг с людьми пытается их объединить. Они называют себя «Комитет-С». И Гексагон – одна из наиболее важных задач. Вот что нам предстоит.

Я киваю. Да. Неслабо, с-с-сука… Пока мы пыжимся и выживаем, деремся здесь у своего корытца – в мире раскручиваются охренеть события и интриги. Даже стремно становится от понимания… Но если это и впрямь организация – значит, Комбриг не соврал. Поддержка извне – будет. И это радует меня больше всего.

– Ты заметил, что он другой? – помолчав немного, вдруг спрашивает Васька.

– Комбриг?

Она кивает.

– Да. Не такой, как мы. Он как…

– Как Ефим, – говорю я. Конечно, я заметил это, сестренка. Так заметил, что аж сам охренел.

Васька снова кивает.

– Ефим был настоящим человеком. Не то что мы. И знаешь, что я еще поняла?.. – она ухмыляется и смотрит на меня. – Ты, Лис, здорово влип. Ты можешь врать сам себе – но я это вижу. Ты почти с самого начала разговора увяз в этом седом мужике. Попал под влияние. Тот момент, когда он ткнул тебя носом в свой автомат… я думала, что ты там же и взорвешься. На говно изойдешь. А ты, гляди-ка, – смолчал… Ты даже мата стал меньше изрыгать! Подражаешь?.. – она хитро усмехается.

Я молчу. Я понимаю, что она права. Но я смотрю вглубь себя… и вижу, что совсем не против. Этому человеку хочется подражать, на него хочется равняться – и во многом это детские воспоминания о Ефиме говорят во мне. Батя Ефим много вложил в меня – пожалуй, больше, чем я подозревал сам, – и это все теперь рвется на поверхность и уже берет верх. Именно батя Ефим показал мне, что «человек» – может звучать достойно. Что человек может быть не только тварью, выискивающей, где бы поплотнее и повкуснее набить брюхо, трахнуть бабу покрасивше и влить в себя пойла позабористее. Что у человека обязательно должны быть такие вещи, как честь, достоинство, принципы, сострадание и добро. Должны быть какие-то высшие цели, мечты, устремления… Что вся эта мерзость, царящая вокруг, – не более чем налет. Хоть и жирный налет, толстым слоем улегшийся поверх. И я чувствую, как при всей моей свинской циничности и расчетливости меня неодолимо тянет быть похожим на него…

– Ну попал – и попал. И чо?.. – вяло огрызаюсь я. – Разве это плохо?

– Как сказать… – Васька пожимает плечами. – Я думаю, что все то, чем является Комбриг, – хорошо… но не для нас. Для другого мира, других обстоятельств и окружения. У нас же… Будь мы другими – не выжили бы.

– Вспомни про Дом. Житуха там пострашнее… Думаешь, мир Комбрига мягче и добрее, чем наш?

Васька качает головой.

– Не думаю. Наверняка он страшнее и опаснее. Но дело в другом. Дом целен внутри себя, а Гексагон – нет. Дом – это крепкая скорлупа, которая боится только внешнего врага. У нас же все по-другому. Пусть они живут в состоянии постоянной войны – но мы живем в постоянной разрухе, дерьме, свинстве и предательстве, когда человек человеку тварь и говно. Община Дома – это крепкая семья; а здесь ты можешь доверять только самому ближнему окружению. Да и то не всегда…

– Тем больше у нас причин развалить здесь все к чертовой матери, – мрачно говорю я. «И то не всегда». Это верно. Это она наверняка о моей бывшей прошмандовке. – И только что ты еще больше меня в этом убедила…