Человек из Преисподней. Крысы Гексагона

Я не забываю. Как можно забыть то, на что возлагаешь самые большие надежды?

Я шагаю вслед за Комбригом – и самые разные мысли одолевают меня. Но среди них есть одна, которая не дает мне покоя. Неужели Док и Армен внедрены сюда специально для подготовки к восстанию? Ведь они живут здесь уже очень давно. Так давно, что я даже мелким помню их. И десять лет назад, и вроде бы даже двадцать… Информация наверняка собрана задолго до сегодняшнего дня. Почему же Комбриг и его люди столько ждали?..

– Немного не так, – отвечает Комбриг, когда я задаю этот вопрос. – Оперативники внедрены очень давно. Это да. Но восстание заранее никто специально не готовил. Комитет имеет своих кротов на многих объектах и во многих структурах – правда, к сожалению, на совсем уж высокие должности пролезть не удается… Такова уж специфика нынешнего мира поверхности. И теперь, когда они понадобились, их расконсервировали, провели проверку и признали годными к дальнейшей работе.

Эти слова поражают меня. Жить под чужой личиной десятки лет… Как по мне – это что-то необъяснимое. Добровольно уйти в Гексагон, в эту проклятую бетонную берлогу, лишить себя света и всех земных радостей? Да ну нахер… Здесь Комбриг явно гонит! Какой нормальный человек согласится?!

– Это, сынок, называется самопожертвование, – отвечает Комбриг. Он продолжает топать вперед – но поворачивает фонарь, и я буквально чувствую его изучающий взгляд. – Случаи, когда человек отдает свою жизнь за идею, за свои убеждения и принципы – нередки. Я понимаю, что для тебя, жителя Гексагона, это может показаться абсолютно невозможным… но люди нередко шли на костер за свои принципы и за свою Родину. Я сейчас не буду приводить примеры – хотя знаю их немало – они почти ничего не дадут тебе, ведь ты совсем не знаешь истории. Великая Отечественная или Третья мировая для тебя пустой звук – а ведь именно в военное время работа разведки наиболее важна. Впрочем, часто и в мирное тоже… Просто поверь. Есть люди определенного склада, которые готовы пожертвовать своей жизнью для победы. В том числе и таким вот способом. История может поведать десятки примеров, когда кроты жили не своей жизнью десятки лет. Ким Филби, один из руководителей британской разведки, коммунист, агент советской разведки с 1933 года. Тридцать лет нелегальной жизни! Только за время Великой Отечественной войны передал в Москву девятьсот четырнадцать секретных документов! Он был очень успешен и после окончания своей карьеры вернулся в Россию – тогда еще она называлась СССР – и умер от старости в своей постели. Или Николай Квасников, которого называли «атомным разведчиком»… И таких немало. Человек способен привыкнуть ко многому; со временем оперативник все больше вживается в свою роль – и она перестает быть для него ролью, а становится его жизнью. Это защитный механизм, который не дает поехать мозгами от постоянного напряжения – ведь оперативник все время находится на острие. Он контактирует с завербованным контингентом, собирает информацию, отправляет ее своими каналами по назначению… любая ошибка – это провал и, с большой вероятностью, смерть. И ему никто не сможет помочь, потому что он один в логове врага. И Док, и Армен внедрены очень давно – и не куда-нибудь, а в администрацию. Отчеты от них шли регулярно, и мы в общих чертах знали, что здесь происходит. И теперь пришел тот самый момент, когда нужно вскрыть Гексагон. Как поганый гнойный фурункул. И можешь не сомневаться – мы это сделаем.

В Медчасть я возвращаюсь уже после отбоя. Кубрики спят, и мне не составляет труда остаться незамеченным. Я запираю Смотровую и ключ пока оставляю его у себя – Дока нет на месте, дверь в его апартаменты заперта и на осторожный стук никто не отвечает. Дежурного, который спит мордой на столе, я тоже не бужу – незачем кому-то еще знать, что заключенный Лис шарится по Медчасти. Я укладываюсь в свой кубрик, перед сном самую малость мечтаю о том, как все поменяется после восстания – и закрываю глаза. С завтрашнего дня по указанию Комбрига начинается вербовка…

Впрочем, долго спать мне не дают.

– Подъем, тело!

Я подскакиваю спросонья – и чувствую жесткий удар в бочину, от которого кубарем улетаю на пол.

– Встать, утырок!

Сидя на полу, я поднимаю глаза – это капо. Пятеро – и среди них даже мой непосредственный начальник, капо-два. Понятно, сучары. Кажется, меня списали – и теперь самое время свести счеты…

– Я сказал – встать!

Я поднимаюсь. Я не гордый – да и выбирать не приходится. Я не знаю ранг Дока в администрации и не могу понять, почему капо ведут себя здесь как на собственной делянке. Одно могу сказать точно – сейчас меня будут убивать...

– Кто вальнул капо в Лабиринте? – спрашивает капо-два и садится на стул, принесенный ему кем-то из младших. – Ну? Че молчим, ублюдок? Разлегся тут, пидор, на мяконьком, в ус не дует… Думаешь, про тебя забыли? Да хер те в гланды!

С этим вопросом мне сразу становится ясна причина дружеского визита. Парнишки вроде бы не самые развитые – но заключению Дока не поверили. И решили прояснить вопрос самостоятельно…

– Я.