Я все еще в Центральном. Все еще среди этого ада, царящего вокруг. Тысяча вооруженных крыс разбежалась по округе после штурма нашего северо-западного угла – и это дает мне надежду, что среди суматохи и неразберихи вокруг я смогу проскользнуть к цели. И, наверное, к ним присоединились и еще – Комбриг таки подорвал бомбу и открыл клетки. Когда только успел… Подогретые кровью, огнем, ненавистью и ожиданием расплаты десятки тысяч крысюков вырвались наружу. Попробуй, сука, загони их назад…
Картинка перед глазами вдруг размывается – и лишь спустя секунду я понимаю, что это за стеной рванул подрыв. Граната? Мина? Хер знает, я не специалист. Но двигаться нужно шустрее… Я перехватываю автомат – и стена передо мной вдруг разваливается на части. Мне прилетает обломком по голове – по шлему! – и я заваливаюсь назад весь в бетонной пыли. Барахтаюсь… и замираю – из пролома, боком ко мне, выдвигается пятисотый.
Когда смотришь на контроллера, стоящего на ленте, – привыкаешь. Когда видишь контроллера, идущего по коридорам согласно маршруту, – автоматически жмешься в сторону. Когда контроллер прибывает в Гексагон в спящем режиме, то тебе насрать на кусок металла, убивающий таких, как ты. Но когда он выходит на тебя лоб в лоб – а вокруг полыхает бойня и ты его враг… Ощущения совершенно другие. Такие, что просто не передать словами, такие, от которых хочется накрыться с головой драно-застиранным одеялом и ждать конца этого кошмара.
Эта херня впечатляет. Два метра живого ужаса, прикрытого броней, пулемет с болтающейся лентой, два блока подствольных гранат по плечам. Равномерный отрывистый стук очереди и сухо шелестящие отлетающие ВОГи. Двуногий танк, прущий к цели. И если цели повсюду – стремящийся уничтожить максимум.
Бам! Откуда-то из глубины коридора прилетает шальная болванка. Это точно крупняк – башка пятисотого срывается в сторону, мелькают обломки приводов, торчащих из шеи… Тело, постояв секунду, заваливается вбок и всей своей полутонной падает рядом. И снова мне везет – полметра левее, и я труп. Ах я фартовый сукин сын… Я подскакиваю, подхватываю автомат и как крыса – да я и есть она, серая, запорошенная пылью крыса – по стеночке бегу вдоль коридора.
Гексагон напоминает настоящий ад. Судя по перекатам стрельбы – сопротивление все еще где-то продолжается. Может быть, крысюки засели в комнатах и отстреливаются от машин, может быть, что-то еще… внутри блоков проще, туда не пройдет платформа – а значит, можно еще побарахтаться. Но в итоге это безнадежно. По одной простой причине – помощи не предвидится. Комбриг, разъяснив это, вынес приговор всем номерам Гексагона.
Но все же бунт горит – и мне это на руку. Я бегу. Фабрика смогла разъярить бугров до лютого онемения, до холодно-бешеной ярости. Мы – трупоеды, господа. И бугры, донеся это знание до крысюков, кажется, добились небывалого – крысюки, разобщенные между собой нашей дерьмовой жизнью, бились вместе. Бились, желая уничтожить как можно больше машин. Не говоря уж о капо, ублюдках в черном.
Я знаю – крысы обречены. Пусть номеров, бугров, сучек, шлюх – всех их, включая даже поднарных, – куда больше, чем контроллеров и кадавров вместе взятых… мы не умеем главного. Воевать. Даже если у нас и есть оружие. Мы простое мясо. В отличие хоть от того же пятисотого, не тратящего патроны попусту и, даже полыхая, уничтожившего пятерку крыс экономно-короткой очередью.
Слева от меня, в центре коридора, сквозь дым и мглу вдруг возникает КШР-400. Я отшатываюсь… но он не замечает меня. Он отвлечен на другое. Где-то сбоку, еще дальше, прямо в сером густом дыму, который валит из двух распределительных шкафов, щелкает выстрел… и удивительно точно пуля влетает куда-то в грудину. Внутри слышен вопль радости – пробит! – и машина падает на пол. Она еще жива, еще дергает башкой – что странно, ведь топливный элемент должен быть пробит – и мне некогда следить за развитием событий. Надо прорваться! Я срываюсь мимо, прыгаю, тянусь, стараясь взлететь как можно выше… Контроллер бросает вверх лапу, держащую ствол, – и ремень его автомата захлестывает мою ногу. Бетон бьет прямо в шлем, в щиток. В башке – гул. Рывок за щиколотку, меня тащит за ремнем, я понимаю, что машина тянет меня к себе и сейчас разорвет на части…
– Сука-а-а!.. – ревет кто-то в дыму. – Жопа те, тварь! – и с этим воплем вылетает на открытое пространство.
Бык?!.. Живой?!..
Мех судорожно и немо дергает башкой, стараясь опознать новую опасность – и не успевает. Бык подскакивает, нависает над ним – и длинной очередью в упор, прямо в лобовик, всаживает магазин до сухого щелчка. Башка контроллера трясется, брызжа искрами, – и он замирает на месте.
– Лис?! Жив, епта?!.. – Бык оглядывается на меня. – Ты с нами, братиш?!..
Я мотаю головой и стараюсь снять с ноги ремень. Бык стоит надо мной, весь в копоти и чьей-то кровище – и сейчас мне как-то не очень интересно выяснять, чья же она…
– Мозги суке вышиб нахер! – говорит он, скалясь как настоящий крысоволк, загнанный в угол. – Прижал – и вышиб нахер мозги!
– Кому?
– Чо?..