Человек из Преисподней. Крысы Гексагона

Говорят, что базаром можно решить многие вопросы. Но я убежден в другом. В некоторых случаях надо не базарить – а бить. Бить с ходу, насмерть, бить так, чтоб он больше не встал. И я понимаю, что именно это сейчас и случится – понимаю по их ухмылкам, по взглядам, вцепившимся в Васькины небольшие сиськи. Этим троим желается только одного – поиметь свежее мясо и показать мне, охреневшему чмошнику, кто здесь главный. Понять пацанов, рвущихся к вершине пищевой цепочки, довольно просто.

– Ну че, манда… Подставляйся, больно не будет, – продолжает гнусить в свой сопливо скворчащий нос Воробей. – А ты давай к Апельсину, бугор те вправит мозгу…

Он не успевает вытолкнуть изо рта весь поток дерьма – заточка у меня в руке оживает и, коротко свистнув, чертит красным по его подбородку. Мимо. Самую малость выше нужного… Воробей взвизгивает, отшатывается – а я обратным махом вспарываю бедро правому углану. Но третий, рванувшись вперед, пинает меня в голову – и я чувствую, как под черепом взрывается бомба. Выронив заточку, я улетаю куда-то под нары – и со всего маха прикладываюсь затылком о бетон. Так, что плывет картинка и темнеет в глазах. И последнее, что я вижу, – как Воробей, утирая кровящий подбородок, тянет свои костлявые грабли к Ваське… 

…Я просыпаюсь от толчка в бок. Оказывается, я так глубоко упал в воспоминания, что и не заметил, как придремал. Я люблю вспоминать – тогда в голове открывается словно бы окошко, в котором рисуется картинка. Как киношка. Я люблю киношку – в Норе стоит большая плазма, и мы иногда собираемся посмаковать очередной боевичок. Или порнушку, хе-хе-хе…

Я что-то мычу сквозь зубы – и Желтый, присевший рядом, ухмыляется.

– Какой там придремал, братан… Ты уж и подхрапывать начал! Вставай, пора. Нам еще аптечки потрошить…

– Это уже без меня, – ворчу я. – На мне проводов полтора кило…

Желтый ухмыляется.

– Надергал уже? Ай, молодца…

Куча большая, а управиться нужно до конца смены – только тогда главкапо закроет наряд. И мы, подгоняя номеров, снова принимаемся за работу. Но – не все. Теперь дело за аптечками – и я вижу, как Желтый и Пан имитируют бурную деятельность, выгадывая момент. Теперь их очередь. Если получится надергать из аптечек – Док будет очень благодарен. А еще я время от времени поглядываю на ту самую камеру, которая смотрела на меня – и гадаю, что же все-таки произошло. Замечено, что камеры останавливаются только тогда, когда фиксируют нарушения – объектив как ствол, которое смотрит на цель. И до тех пор, пока нарушение не устранено – или не уничтожен нарушитель – она продолжает выцеливать. Почему же для меня сделано исключение?..

Пожалуй, нужно предупредить братьев, чтоб были осторожнее. Я вовсе не хочу, чтоб моя ошибка стоила им жизни… Я подхватываю очередную деталюгу и кивком приглашаю Желтого помочь. Взгромоздив на плечи, мы медленно идем к платформе – и я коротко даю расклад.

Желтый озадачен

– Тебе прям фортануло, братуха… Может, сбой какой?.. Сигнал затерялся… Или там решили – если заметили, конечно, – что пук провода это так себе нарушение…

Я пожимаю свободным плечом:

– Не знаю. Просто – будьте осторожнее.

Желтый коротко кивает и решает:

– Сами не полезем. Погоним номеров.

Это в нашем праве. Показывая пример, мы иногда можем рискнуть и сами – но иногда можем пихнуть номера. В других отрядах так не бывает, бугры там стараются беречь себя – но Смола считает, что такое положение вещей, как у нас, – сплачивает. И он чертовски прав. Из-за этого мы, бугры Второго, имеем среди своих куда больший авторитет. Нас слушают почти беспрекословно – номера чуют, что мы рискуем жопами ради них, и в благодарности своей часто готовы на ответку.