Человек из Преисподней. Крысы Гексагона

Другое дело, если главбугра завалить тайно. Ну подох и подох. Внезапно скоропостижно. От, скажем, гнойной гонореи прямой кишки, осложненной острой гангреной внутренних органов. Хер знает че это такое и бывает ли вообще такая хрень – но Док за хорошую мзду состряпает любую бумажку. Следующий шаг – новый главбугор, который наверняка придет со стороны. И который, в нашем раскладе, со стопроцентной вероятностью будет завязан на докеров. А мы – я, Желтый и Пан – должны будем поддержать новичка, показать отрядным номерам, что принимаем его полностью. Ведь отрядные, хоть и обычные крысы – все же сила… Сотня рыл как-никак. Да и капо наши должны убедиться, что отряд продолжает функционировать без перебоев. Каким образом докеры обеспечат приход бугра со стороны – не наша печаль. Но я так понимаю, что все уже на мази, раз этот коротышка так уверенно вещает… И вся вот эта бормотуха наверняка ради нашей сокровищницы. Готов жопу на спор поставить. Ведь и Васька же предупреждала…

Вот только… Я усмехаюсь внутри себя. Следующие кандидаты после Смолы – я, Желтый и Пан. Спустя совсем малое время. Новому бугру нужны верные люди, а не ссучившиеся чуханы.

– Ты, конечно, можешь сейчас согласиться – а потом вдруг передумать, – продолжает меж тем черный. – Такое бывает сплошь и рядом, мы понимаем… Но вот здесь, – он вытаскивает руку из кармана и показывает карту памяти величиной с ноготь, стандартную для планшетников капо, – записаны все ваши похождения. И переговоры с Быком, и ножи, и как вы их на ноги мотаете… Компромата на вас – килограмм. До поры у меня полежит. И если что – очень быстро окажется у машинок. А тогда уж сам знаешь, что будет…

Сука. Ах ты ж сука! Вот же ж с-с-сука, а!..

– А если я не соглашусь? – хрипло спрашиваю я. В грудине все еще печет, и голос у меня как у доходяги с последней стадией тобика. – Свои гарантии можешь в жопу засунуть. И ногой поглубже протолкнуть. Вы ж все равно нас потом завалите…

Черный пожимает плечами.

– Вам остается только надеяться. И хорошо себя вести. Потому что если ты вот прямо сейчас откажешься – мы вот прямо сейчас вас тут и завалим.

– С рук не сойдет… – я все еще на что-то надеюсь и пытаюсь проговорить варианты. – Камеры цеха записали, как вы толпой сюда вломились. А потом наши трупы в кровище и синяках…

– А разбираться кто будет? – приближая ко мне свою харю, ласково спрашивает он. – Смотрящему это в хер не впилось. Ну проглядит он записи – и что увидит? Как мы вломились в каморку. А почему вломились? Да потому что вы обдолбаться тут решили. Вот и дурь имеется… – он достает из того же кармана знакомую мне ампулку и с доброй улыбкой в глазах помахивает ей в воздухе. – Мы забегаем – а вы уже всосали дозу. И на нас с этими же ножами… Пришлось валить. Еще вопросики?

Вопросиков нет. Это все. Амбец. Полный и безоговорочный. Крайний вариант – рассказать всю эту бадягу капо-два. Но тогда… Мне даже не хочется думать о том, что будет тогда. Исход ясен – отрядный общак уплывет в их большущий карман, и нам останется только пососать лапу. Ну или другой орган. Детородный. А это значит – прощай Нора, прощай, авторитет внутри отряда и вне его. И это – жизнь?.. Лучше сдохнуть. Быстрее получится, без особых мучений… Я сижу напротив этой черной своры, гляжу на ухмыляющегося тощего хмыря – и понимаю, что смысла рыпаться уже нет. При любом раскладе нам край. Пойти на сделку – и жить еще пару-тройку декад с головой, лежащей на плахе, сраться от любого шороха, каждую ночь ждать смерти? Стоит оно того? Нет. А ебись оно все конем!..

– Тогда как-нибудь сами. Без нас, – я пытаюсь плюнуть ему в рожу, но тягучий вязкий плевок попадает всего лишь на куртку. – Нам при любых раскаладах амба. И знаешь что?.. Я сроду сукой не был и не собираюсь!

Он пожимает плечами и брезгливо оттирается.

– Тогда соболезную. Недолго музычка играла, недолго фраер танцевал… Но нам и такой расклад на пользу. Валим вас двоих – и вашему Смоле нужны будут новые бугры. А у нас как раз есть подходящие. Так даже и лучше получится… Гаси его, пацаны.

Трое капо, что стоят ближе ко мне, вытаскивают дубинки. Быть забитым в тесной каморке – поганенькая смерть корячится… Желтый хоть в себя не придет, так в обмороке и кокнут. Стащить нож с ноги не получится, слишком хорошо постарался, примотав толстым слоем – и я затравленно осматриваюсь. Ни дать ни взять лис в окружении своры собак…

Новый удар, куда сильнее первого, сносит дверь с петель. Влетев внутрь каморки, она бьет ближайшего капо – и тот, матюгнувшись высоким слогом, летит на пол. В проеме, в ореоле слепящего света, бьющего из цеха, стоит КШР-400. Короткое движение черепа, секунда на оценку обстановки – и он делает шаг внутрь. Коренастый вытягивается по струнке и открывает рот, готовый отдать рапорт, – и я вдруг чувствую, как мои глаза помимо воли буквально лезут из глазниц: механизм, чиркнув стальной макушкой по бетону потолка, тяжело шагает к нему… и страшным ударом стальной лапищи проламывает череп.