Зимой с двадцать первого на двадцать второй год по всему Поволжью и многим соседним губерниям и областям разразился лютый голод. В конце весны тысяча девятьсот двадцать второго года от голода умерла жена Артура Бекетова Альфия, — последнюю курицу семья Бекетовых съела еще в феврале месяце. И Артур Мулланурович остался один с двумя малолетними детьми — дочерью и сыном. Если бы не паек, который Бекетов получал, работая возчиком при госпитале, зиму и весну двадцать второго года они бы точно не выдюжили. А летом стали кормиться с огорода, что и помогло пережить голод, охвативший едва ли не треть всей страны.
В тысяча девятьсот двадцать третьем году Артур Бекетов стал слепнуть и на второй глаз. Что оказалось этому причиной — ранение, голод, переживания за детей или все вместе — поди теперь разбери. Только к концу лета двадцать третьего года он практически ослеп: видел только смутные тени, да и то в полуметре подле себя. Дальше была лишь мутная мгла без единого просвета. Тимуру тогда не было еще и пяти годков, а сестре не хватало месяца до восьми лет.
Работы Бекетов, конечно, лишился: слепой извозчик, это все равно что безрукий пианист. И стало совсем худо. Если бы стояла зима, неизвестно, как бы все обернулось. И дожила бы семья Бекетовых до лета — очень большой вопрос. А так — снова выжили. Всю заботу по дому взяла на себя Альбина. Она ухаживала и за отцом, и за младшим братом.
В конце двадцать третьего года отец поступил на работу в артель для слепых. Стал вместе с такими же бедолагами, как он, набивать наконечники на ботиночные шнурки, — должен же кто-то делать и такую работу. Денег платили немного, но сам факт занятости отвлекал от безотрадных дум и позволял жить дальше. К тому же наличие дочки и сына налагало заботу о них, требовало большей ответственности. А иначе Артур Мулланурович мог бы попросту спиться, как это случилось с некоторыми его товарищами по артели.
Осенью тысяча девятьсот двадцать четвертого года поселок Калугина Гора (а в обиходе просто «Калуга») постановлениями ЦИКа и Совета народных комиссаров республики официально вошел в черту города. Однако в действительности мало что изменилось: как был поселок окраиной, на которую городские власти еще со времен царского режима обращали внимание постольку поскольку, так таковой окраиной и остался. Пойменные овраги и болотистые низины резали поселок вдоль и поперек и делали его малопригодным для нормального жилья. Так что тут селился люд неприхотливый, не собирающийся по разным причинам выставлять свою жизнь напоказ. Не отличались жители этих мест сентиментальностью и добродетельностью. Да и разжалобить их было непросто. Ну только если какую-нибудь подвыпившую бабешку достать каким-нибудь грустным рассказом. Да и то не факт, что она после этого всплакнет. К тому же пьяные слезы малого стоят…
Много было на Калугиной Горе беглых преступников (в том числе и дезертиров, до которых не дотянулись в свое время органы НКВД и бравые ребята из СМЕРШа), скрывающихся на малинах, каковых в поселке было предостаточно. В них можно было проживать месяцами и даже годами, поскольку исполнительная власть в лице органов милиции до них практически не дотягивалась. А когда все же случались весьма нечастые рейды и облавы, то малины оказывались пустыми. Ибо, как только милицейский сапог ступал на землю поселка, об этом тотчас становилось известно держателям малин — весть об этом разносилась по поселку с помощью шустрых пацанов с быстротой молнии. И постояльцев, у которых были нелады с законом, сдувало в неизвестном направлении, будто бы ветром.
Много было на Калугиной Горе жуликов разных мастей, мошенников, аферистов, беспросветных пьяниц и прочего люда далеко не лучшей человечьей породы. Так что людям, занесенным в поселок нелегкой судьбой и пытающимся сохранить человеческий облик, жилось в поселке непросто. А уж каково было детям этих нормальных людей — про то разговор особый. Несладко им жилось, одним словом. А Тимуру Бекетову было не то что несладко, а очень даже горько. Старших братьев у него не было, отец — слепой, из защитников только старшая сестра, которая и сама нуждалась в заступничестве, так что вступиться за пацана было некому. И Тимура били и отбирали последнее, что у него было. Делали это его сверстники, кто постарше и даже кто младше его. А он, хилый и болезненный, да еще малого росточка, не мог дать отпор, даже если и хотел. Для одиночки выжить на Калуге — задача практически невыполнимая…
Друга Тимур обрел не сразу. Однажды в овражке недалеко от дома он обнаружил сильно избитого мальчишку значительно старше его, который лежал и не мог двигаться без посторонней помощи. Тимур осторожно подошел, помог пацану подняться, и вдвоем они кое-как доковыляли до дома Бекетовых. Альбина, как смогла, перевязала кровоточащую рану на руке парня, помазала чем-то синяки и ссадины, и они оставили мальчишку у себя. Вернувшийся с работы отец против постороннего парня в доме не сказал ни слова: главой семьи как-то негласно стала считаться Альбина, и все делалось так, как решила она.