Человек из раньшего времени

– Зачем? Вы заносите да кладите вот сюда… А я сейчас приготовлю все и приду.

И стоило отцу Иоанну в полном облачении ступить на амвон и вглядеться в глаза убитого, как увидел он перед собой человека, который совсем недавно одним выстрелом из своего маузера разжег революцию, которую не смог погасить и которая в итоге его же убила – так же, как некоторое время назад убила Лизоньку, Варвару, Александра Ульянова, Шевырева и многих, многих других. Перед ним лежал Тимофей Кирпичников.

– Как он погиб?

– Кутепов расстрелял. Тимоха пришел к нему – воевать, говорит, против большевиков хочу. Ну а тот-то помнит его, он же революцию начал. А Кутепов как раз в то время петроградским гарнизоном командовал, подавить восстание хотел. Не простил. Позвал солдат да велел расстрелять.

Отец Иоанн сомкнул веки. Единственное, о чем он думал в эту минуту – так это о том, что даже если бы Кутепов, Корнилов, Брусилов, Деникин и все прочие сейчас слушали его проповедь, вряд ли бы она дошла до их сердец. Хоть и называли сами себя православными, а делали вовсе не то, что Господь повелел. И от них вера так же далека, как от Ленина и Керенского…

Неделя шла за неделей. Прихожане приходили, жаловались на свои проблемы, уходили, а отец Иоанн служил, примирялся внутри себя со своей долей и чувствовал, как через это примирение становится он добрее, лучше и чище. В один из октябрьских дней он вышел на улицу, закурил папиросу и оперся на плетень, когда с обратной его стороны к нему подошел комиссар в кожанке. Лицо его было рассечено шрамом вдоль, что делало его практически неузнаваемым.

– Отец Иоанн? – спросил он.

– Да.

– Не узнаете?

Отец прислушался – голос его был таким знакомым…

– Анисим, ты?

– Точно, – улыбнулся посетитель. – А в Петрограде революция вовсю. Я вот от людей узнал, что Вы тут, решил приехать, все-таки места-то знакомые. Вас как сюда?

– Место свое нашел. Тридцать лет вишь искал. И только нашел. А ты?

– А я вот теперь за новую власть.

– Я догадался. Простила она тебе Варвару-то?

Анисим потупил взор.

– Ни перед кем глаз не опускал, а перед тобой опускаю. Только перед тобой и стыдно.

– Перед собой стыдись, перед совестью своей. Преступник иногда может избежать наказания, но никогда – страха перед ним. Помнишь?

Анисим наморщил лоб:

– Сенека?

– Точно. Покаяться не хочешь?

– В другой раз.

– Ну как знаешь. Заходи.

И ушел. А после, когда вечером что-то не мог усидеть на месте и ноги будто сами понесли окрест, застал как в одном доме грабили состоятельных крестьян. Хозяина отец Иоанн узнал – это был тот крестьянин, что давеча исповедался у него. Возле дома стояли несколько человек в кожанках, из дома доносился крик и звон посуды, грохот, сарай полыхал. Отец подбежал к комиссарам:

– Что это? Что здесь происходит?

– Иди отсюда, святой отец. Не место здесь тебе.

– Никуда я не уйду. Кто старший?!

– А-ну, иди, контра старорежимная… – один из молодчиков схватился за револьвер, когда из дома, держа хозяина за шкирку, появился Анисим.

– А, батюшка, – улыбнулся он.

– Анисим, прекрати немедленно, ты что делаешь?!

– Дак это ведь он тогда пристава Урлова, помнишь, что с нами был? Надо бы отдать по долгам-то!

– Как ты смеешь! Сказано не убий, это Господа дело!

– А мы – длань Господа твоего, – нападавшие сально засмеялись. Отец Иоанн вскипел и бросился на Анисима…

Ни выстрела, ни удара, ни одного звука не было слышно в ту секунду, когда холодная сталь штык-ножа пронзила плоть священника. Затихли большевики, затих хозяин, замолчала его ревущая жена. Только прошептал на ухо ему Анисим:

– Ты уж прости, Вашбродь, Иван Андреевич, граф. Слишком уж ты знаешь много, так оно всем лучше будет…

На ватных ногах священник побрел к калитке. Матрос хотел добить его, но Папахин остановил подчиненного. Зажимая рукой кровоточащую рану, спешил отец Иоанн через всю деревню к церкви. Словно не хотел умирать на земле, которую еще вчера считал самой дорогой и святой для себя, а сегодня проклял за все то горе, что она принесла народу своему.

…А там, на крыльце маленькой деревенской церквушки, стояла Лизонька. И словно не было этих тридцати лет – так же хороша, молода и свежа была она сейчас. Так же светло улыбалась. Беря ее за руку – нежную, теплую, тонкую – вспомнил Иван, за что прозвал ее когда-то давно ласточкой. И в ту же минуту понял, зачем люди живут на свете.

Конец четвертой части

Эпилог

Судьба героев этой книги после Октября 1917 года сложилась следующим образом:

Анатолий Федорович Кони после Октябрьской революции перешел на сторону большевиков, но должностей государственного значения уже не занимал. Он изредка читал лекции и выступал с литературными воспоминаниями. Всеми забытый и покинутый, он скончался в Москве в 1927 году в возрасте 83 лет.