Человек из телевизора

Он приехал в город в полдень, полагая по сложившейся привычке проникнуть в квартиру Семенчука в отсутствии хозяина, который должен был быть на работе. Когда Семенчук работал, его квартира была в полном распоряжении Черникова. Телевизор он всегда делал немым — наглухо вывернув тумблер громкости. И не трогал чужих вещей, кроме телевизора и вытирал за собой все свои отпечатки и потом по великому «догадался» приходить сюда с перчатками. И так ходил по квартире, открывая кран, и воду в туалете спускал в толстых кожаных перчатках, когда — то подаренных ему женщинами-коллегами на 23 февраля.

Но выходить, и возвращаться в квартиру было не просто. Он прислушивался к тишине подъезда и потом рывком покидал убежище, закрывая дверь одним поворотом заботливо смазанного замка, спускался как можно быстрее — «старческий большой слалом-спуск» — с четвертого этажа на первый (скорее скоростное сползание вниз в обнимку с перилами).

У соседей на площадке не было глазков. Двухкомнатную квартиру занимала семья пенсионеров с большим стажем. Трехкомнатную — занимала большая многодетная семья (четверо или больше детей — Черников за все время наблюдения так и не был точно уверен). Дверь у них практически не закрывалась и вот эта социальная ячейка, но впрочем, такая дисциплинированная и бесконфликтная, с каким-то душком непонятной секты, несла угрозу случайной необходимой встречи с неизвестной бродяжкой Черниковым.

Но сейчас он возвращался с дачи, предвкушая кишиневский душ и мороженное не в холодильнике, а в телевизионном павильоне (не кусок льда, а не подтаявшее, но не растаявшая субстанция с комнатной температурой).

Еще издали за квартал Черников услышал траурную музыку. Музыка была страшной из детства. Похоронный марш Шопена, исполненный примитивно халтурщиками на подработке с грохотом барабана, металлическим лязганьем тарелки-литавры, а потому так гнетуще.

Процессия с гробом вышли со двора на проезжую улицу, и двинулась по дороге. Черников осмелился спросить старушку: кого хоронят? Та поведала, что скоропостижно умер Петр Семенчук ее сосед. На работе случился инфаркт. В пятницу утром. Пришел на работу и у станка…

Черников смог проникнуть в квартиру Семенчука только поздно ночью или рано утром, иначе в четыре часа. Он открыл дверь ключом. В квартире никого не было, но оставались следы поминок: два сдвинутых стола покрытых скатертью, стулья из другой комнаты, вымытая посуда на столе, и еще с краю лежали фотоальбом, и еще какие-то личные вещи Семенчука. Почти новенький портфель, какие-то документы и даже профсоюзный билет, и водительские права, выданные еще в 49.

Черников включил телевизор и пролез в него. А кто и когда его выключит? И кто будет жить в этой квартире? Еще важнее кому достанется телевизор?

Перед тем как перелезть в Кишинев он взял блок с липкими листочками, написал на заметке «7 июля 1976, 4.25» и наклеил памятку на крышу приемника.

В Кишиневе был полдень. Черников потрогал «Панасоник». «Интересно сколько времени его не выключали — столько, сколько он отсутствовал здесь? А сколько он отсутствовал здесь. Трое суток? А точно ли это? Ведь он вернулся в Кишинев в тот самый момент, в который его и покинул». Голова шла кругом. Но телевизор исправно работал и не нагрелся.

Черников конечно думал о Семенчуке. Он вышел на балкон.

Он понимал и чувствовал, что для него Кишинев эпохи миллениума отошёл на второй план. Но он совершенно не хотел с ним расставаться и, например, уйти в эмиграцию в 76 год. Нет для него даже скромное знание будущего оставалось такой ценностью, ради которой и нужно было жить.

Глава 10

‌Телевизор включили на «той стороне» только через десять «кишиневских» дней. Это значит Черников каждый день (а бывало и два раза на день) заглядывал сюда, ожидая, когда включиться телеящик умершего Семенчука.

Он включился все равно неожиданно, заголосил советскими новостям. Телевизор находился на прежнем месте в квартире Семенчука. Только в комнате было прибрано: диван поменяли, стены были с другими обоями и занавески были такие сиреневые.

Здесь поселилась дочка Семенчука.

‌Даша училась в педагогическом институте. Девушке было лет 19 — невзрачная, тихая, скромная. Судя по разговорам, отец ей был безразличен (не видела его с раннего детства) и не хотела просить у него никакой прописки (но настояла мать). К Даше на выходные приезжала родня из района, постоянно обсуждали, что делать с квартирой. «Нельзя оставлять все Дашке, быстро найдется хахаль, пока подрастут остальные дети (уже не дети Семенчука), но с другой стороны хорошо, что здесь она оказалась в городе, когда этот умер…».

С появлением дочки Семенчука произошла кардинальная смена возможности проникнуть туда незаметно. Девушка не засыпала спьяну с включенным телевизором. Черников был в отчаянье. Он не мог переступить через экран. Он только высовывался, проверяя саму возможность вторжения, когда девушка при включенном телевизоре уходила на кухню или в туалет. Ну да туалет или ванна — вот возможность для Черникова совершить телепортацию. Он долго ждал, когда подвернется случай.