Человек из тени

— О, дорогой мой, — прошептала она. — Дорогой мой! Вы собираетесь польстить непривлекательной интеллектуалке, сделав ей такое предложение. Не слишком ли вы вошли в роль доброго самаритянина?

— Нам следует вместе преодолеть ваш комплекс неполноценности, док. Когда привлекательные женщины умаляют свои достоинства, это смахивает на лицемерие.

— Вы видите, что хмельная дурочка в сладком опьянении, и умело пользуетесь ситуацией… Хочу ли я, чтобы вы меня совратили, мистер Коркоран?

Я промолчал. Некоторое время мы смотрели друг на друга, затем она снова рассмеялась, очень мягко, но отчаянно:

— Ну что же, почему бы и нет? — спросила она, опять беря меня под руку. — Почему бы и нет?

В лифте мы стояли совсем близко друг к другу, чтобы лифтер обратил на это внимание, молча — разговаривать необходимости не было. Вышли на пятом этаже, повернули налево и, обнявшись, подошли к моей двери. Я отпер дверь и переключил внимание на спутницу.

Кое-что сделать я все-таки забыл. Я подумал, не забыла ли она. Нам полагалось разыграть еще одну сцену влюбленности — на публику, если таковая имелась, до того как мы могли укрыться от чужих глаз в уединении гостиничного номера, чтобы опять сделаться чужими друг для друга, холодными профессионалами.

Я заметил маленькую искорку в ее глазах и понял, что она удивляется, как я мог упустить эту маленькую деталь. Я протянул руку, осторожно снял очки, сунул их в верхний карман ее костюма. Она стояла не шевелясь. Тут я ее поцеловал. Труда это не составило. Она не сопротивлялась, а я был тоже в легком подпитии. Ее нельзя было назвать неуклюжей. По крайней мере, она знала, куда повернуть нос.

Я был несколько удивлен. Она отнюдь не производила впечатления дамы с богатой практикой, скорее наоборот. Тут я почувствовал чье-то присутствие за спиной. Отпустив Оливию, я живо повернулся и перехватил взгляд мужчины, которого можно бы назвать красивым, не будь его лицо перекошено от ярости. Я не видел этого лица раньше.

Это резко изменило всю картину. Я ожидал появления Кроха. Следовало молниеносно принять решение, и я его принял. Вместо того, чтобы начать действовать, я стоял, не двигаясь с места, позволив заехать себе в челюсть, и ударился о дверной косяк. От второго удара в живот я сложился пополам. Третий удар — не знаю, может, я плохо рассчитал, думая, что он не способен на такое, — снова пришелся по голове и свалил меня наземь.

9

Разумеется, пришлось немного потерпеть. Кому по нутру, что его используют вместо боксерской груши в присутствии дамы, пусть это и не Софи Лорен? Есть, конечно, определенный риск, если тебя атакуют по-настоящему, но едва ли следовало терять время и силы на кулачный бой в данном случае. Настоящий профессионал ощущает подлинную опасность, а здесь речь шла об обыкновенном любительском нокауте.

Когда я оказался на ковровой дорожке в коридоре, Оливия склонилась надо мной. Рука коснулась моего лица, но слова были обращены к другому.

— Вот так храбрость! — воскликнула она. — Ударить человека сзади, без предупреждения! Только этого и можно было ожидать от тебя, Хэролд!

— Ты шла с ним в комнату! — у Хэролда, кем бы он ни был, оказался приятный баритон, хоть голос и портило возмущение.

— Почему бы и нет? Не в первый же раз я захожу в комнату к мужчине, так ведь? Отнюдь не в первый!

— Погляди на себя! — закричал он, не обратив внимания на ее слова. — Позволить какому-то циничному репортеришке — да, я навел справки у портье — напоить себя до того, что ты еле на ногах держишься, позволить привести себя в его номер. Он же просто смеялся над тобой, Оливия, разве ты не видишь этого? Ему просто пришло в голову, что так веселее провести время. Ты ничего не значишь для него, ровным счетом ничего.

— Совершенно верно, ровным счетом ничего, как, впрочем, и для тебя, — яростно согласилась она. — Не тебе осуждать других!

— Оливия!

— Ты думаешь, я не знаю, что ему нужно? — воскликнула она. — Ну и пусть ему вздумалось соблазнить бесцветную ученую даму. Может, мне самой нравится подыгрывать ему в этой комедии! Может, в этом что-то есть, когда ты заведомо позволяешь такому прожженному соблазнителю напоить себя и уговорить подняться в номер с известными намерениями. Возможно, меня влечет к скользким типам, какое это теперь имеет значение? Он, Хэролд, по крайней мере, не темнил. Он, по крайней мере, и не заикался про любовь.

Стоило бы послушать их подольше, но поднялся слишком громкий крик, кому-нибудь из соседнего номера это могло надоесть, недолго и вызвать администрацию. Я узнал уже достаточно. Поэтому пошевелился, застонал и открыл глаза. Сел, вроде бы приходя в себя. И посмотрел на того, кто меня нокаутировал.

Около тридцати или чуть за тридцать, ухоженный, следит за собой, в нем что-то от Линкольна и Грегори Пека сразу. Ясно, что, несмотря на возникший разлад, он и Оливия обладали несомненным душевным сродством. Да и его твидовый костюм был не менее твидовым, чем у нее, а очки — такими же роговыми и толстыми. Они придавали вид искреннего и открытого человека.

— Если б только ты позволила мне объяснить, — сказал он.