Человек. Книга. История. Московская печать XVII века

Вкладная запись, несомненно, являлась, да и воспринималась как договор между бывшим хозяином и клиром («кто сейчас и после в церкви будут священники и диаконы…»). Собственность церкви на вложенные книги обусловливалась рядом запретов (не продавать, не закладывать, не обменивать, не выносить, часто – по книге детей не учить и т. д.) и требованием выполнения ряда условий (чаще всего – систематически возносить молитвы за вкладчика и указанных им людей). Конечно, эти условия постоянно нарушались. Недаром мы знаем такое количество фактов уничтожения при перепродаже текстов более ранних вкладных записей. Очевидно, что все это, рассмотренное вместе, так же как и сама сущность христианского понятия церкви – Дома Божьего на земле, во многом и создавало возможности общинного, коллективного или просто достаточно широкого пользования церковной книгой. Важно было только эту книгу в десятки тысяч церковных библиотек доставить. Вот эту-то роль и взял на себя в XVII в. Московский печатный двор.

Однако вышесказанное вовсе не исключает значительного количества покупок печатной книги «в свой дом» «про свой обиход». Работа с записями продаж, фиксировавшими имена покупателей многих десятков московских изданий на протяжении нескольких десятилетий, позволяет совершенно по-новому поставить проблему русских личных библиотек XVII в. Но считать любого покупателя читателем и уж тем более хозяином библиотеки, в которую поступит приобретенная книга, невозможно. Для столь смелых выводов необходимы иные, прямые доказательства и подтверждения. Как правило, они и возникают при сопоставлении имен покупателей печатной книги в лавке типографии с записями на сохранившихся экземплярах.

Работа с архивом Печатного двора позволила выделить несколько десятков имен «постоянных» покупателей. Выше мы уже говорили о том, что они могут быть представителями церковных монастырских библиотек и школ, торговцами, людьми, покупавшими книгу по чьим-то поручениям, и т. д. Среди них мы находим представителей знатных фамилий, известных деятелей того времени. В ряде случаев покупки книг продолжались много лет и на смену умершему человеку в записях продаж появлялись имена его детей или вдовы. Очевидно, речь идет о наличии и пополнении (как сказали бы мы сегодня, «целенаправленном комплектовании») семейных и родовых библиотек, каковыми они в ту пору, как правило, и являлись. И тем не менее для доказательства существования такой библиотеки необходимы прямые свидетельства, которые мы, как правило, и получаем из записей на самих книгах.

Семейные библиотеки, несомненно, имели в XVII в. люди самого разного социального положения. Ведь книги «про себе» покупали и торговые люди, и рядовичи, и приказные, и служилые, городское мещанство и крепостные по своему положению, но достаточно зажиточные крестьяне. В тех же книгах продаж многократно появляются имена сторожей, поваров, садовников, ситников, низших представителей церковного клира, что лишний раз подтверждает наличие определенного числа всех типов печатных книг, а Часовников и Псалтырей – очень значительного количества – в домах широких кругов посада, расположенных около монастырей и около церквей деревень.

История и судьба личных библиотек России – тема иного исследования, однако вся история старообрядчества, а также блистательные страницы истории русского библиофильства связаны именно с личными библиотеками, в составе которых дошли до нас многие тысячи редчайших древних изданий. Поразительные явления возникали, когда в одном лице объединялись старообрядческие воззрения и библиофильская страсть, что, кстати, в истории последних трех веков не такая уж и редкость. Достаточно вспомнить библиотеки Е.Е. Егорова, П. А. Овчинникова, нашего старшего современника М.И.Чуванова[103] и многих других библиофилов, собиравших памятники древней печати, являясь одновременно известными представителями старообрядческих общин, в рамках истории которых и сохраняет до сегодняшнего дня свои функции и историко-культурное значение московская дониконовская книга.

Таким образом, в течение всего XVII в. сотни тысяч экземпляров изданий Московского печатного двора успешно несли свою службу на самых важных направлениях идеологической, культурной, национальной, просветительской, государственной, т. е. всей социальной жизни и духовных поисков своего времени, вызвавшего их к бытию и в значительной степени ими и определяемого. Московские печатные издания, особенно книги для обучения, имели в XVII в. еще одну важную функцию – именно они представляли Россию на Западе, служили реальному ее познанию. Очевидно, почти каждый иностранный «гость» должен был обеспечить и себя, и своих спутников как минимум Азбукой, Букварем, Часовником. И эти почти «зачитанные» в России издания сохранились именно на Западе. В английских библиотеках, например, хранятся учебные книги, специально для англичан написанные или купленные в России непосредственно в годы выхода в свет.