Читаем Человек. Книга. История. Московская печать XVII века полностью

Человек. Книга. История. Московская печать XVII века

Таким образом, именно на конец XVII и первую треть XVIII в. приходится один из периодов самой интенсивной аккумуляции древней книги всеми представителями старообрядческого движения, когда древняя и прежде всего широко доступная московская дониконовская печатная книга стала основой и духовной консолидации сторонников старой веры, и осмысления ими своей «особенности», «исключительности», почти типологическим признаком ее адептов[117].

Переход древних печатных и рукописных книг в руки старообрядчества активно продолжался во второй половине XVIII и весь XIX в., меняя только направление и интенсивность. В это время, особенно во второй половине XVIII в., широко прослеживается и очередное перераспределение накопленных книжных богатств уже внутри самого старообрядчества, в зависимости от характера преследования со стороны церковных и светских властей, затухания многих старых и возникновения новых его центров в разных местах Руси – от окраин тогдашней Москвы до самых дальних порубежных окраин государства. И где бы ни возникали новые старообрядческие поселения, именно туда начинают постепенно собираться древние книги – залог сохранения «отеческой» традиционной веры и культуры. Глубокий принципиальный традиционализм, ставший основой существования и выживания «древлеотеческой» веры в той форме, как ее понимало каждое из многих возникших и укрепившихся уже направлений (согласий) старообрядчества, опирался на древнюю книгу как на непререкаемый и в «антихристово» время единственный авторитет. Именно в рамках замкнутых старообрядческих групп, общин, иногда целых районов компактного заселения дониконовская московская книга используется для всех видов общественного и домашнего богослужения и чтения; по ней учат грамоте и вере, в ней искали, ищут и находят ответы на вопросы, которые задает не только вера, но и бесконечно меняющаяся жизнь. Там, где сложные и трагические судьбы не пощадили ни хозяев, ни сами книги, используются их многочисленные перепечатки, которые, как верят их хозяева, сделаны «буква в букву» с древних «выходов», или списки с тех же источников.

Серьезное влияние оказала московская печатная дониконовская книга и на характер поздней рукописной кириллической традиции. Высокое качество шрифтов этих изданий, то, что они являлись обобщением и развитием лучших образцов среднерусских рукописных памятников, обеспечило длительность и глубину этого влияния. Оно прекрасно прослеживается и в местной верхокамской рукописной книге, которую мы знаем, по крайней мере, с конца XVIII в. Прежде всего авторитет и знание московской печати отразились в местной манере письма: писцы второй половины XIX – начала XX в. («мастер Сергий», Никита Сабуров, Алексей Мальцев, Григорий Мелехин и др.)[118] умели не только копировать книги Печатного двора, но и работать в стиле изданий определенного времени, подражая манере оформления московских книг 20-40-х гг. XVII в. Даже независимо от искусства писца, в списках (чаще всего Учебных псалтырей) легко определить, что образцом для него, или непосредственно копируемым, или дающим представление об идеале «достойной», а главное «истинной» книги, является московская печатная книга (в том числе и издания Василия Бурцова).

Книги в ряде старообрядческих районов, так же как и упомянутые выше библиотеки приходских церквей, в основном были и сегодня еще остаются коллективной собственностью религиозной общины, или «собора». Их общественная принадлежность и святость неоднократно подтверждались соответствующими соборными решениями и документами, которые в той или иной форме утверждали, что «сии книги божественный положены бес денег и бес цены, и никому их не продавать и не закладывать»[119], а «охранение» их, так же как и «охранение церкви», «должны знать свято и ненарушимо» специально «поставленные» для этого отцы.

Как сложится дальнейшая судьба этого уникального исторического феномена, когда самое уязвимое в человеческой культуре – книга – олицетворяет не в переносном, а в прямом смысле вечность Слова, в которое верят многие люди? Несомненно одно: долгожданная свобода совести при ее реальном осуществлении не оставит и традиционный старообрядческий мир неподвижным. Однако свою поразительную историческую роль московская печатная книга уже сыграла.