Задачи и методы полевой археографии были разработаны и успешно применены на практике в 50-60-х гг. XX в. В.И.Малышевым, создавшим ленинградскую школу полевой археографии. Быстрое и плодотворное развитие археографии пришлось на достаточно короткий срок: вторую половину 1960-х — первую половину 1990-х гг., и было достигнуто во многом благодаря деятельности Археографической комиссии Академии наук СССР во главе с С. О. Шмидтом, продолжившим работу, начатую академиком М.Н.Тихомировым. Тихомировские чтения Археографической комиссии 1970 г. и Всесоюзная археографическая конференция 1976 г. подвели впечатляющие итоги полевых работ многих коллективов археографов разных регионов страны[631]
. Было достигнуто понимание, что полевые работы, особенно перспективные в регионах, исторически заселенных старообрядцами, переросли задачи только собирания. Из собирания книжных памятников истории и культуры, а затем из собирания и изучения их в среде бытования полевые работы превратились в комплексное изучение самой среды бытования — традиционной народной культуры и культуры книжной как основы сохранения и воспроизводства традиций.Задачей полевой археографии стала фиксация и изучение всех аспектов традиционной веры и культуры в их исторических связях с кириллической книгой. Именно такие исследования, которые многие годы вели в регионах коллективы специалистов разного профиля, впервые не просто декларировали, а на конкретном историческом материале показали и доказали реальную связь всех аспектов традиционной культуры с книгой — инструментом сохранения и воспроизводства древних народных традиций.
Результаты полевых археографических исследований существенно обогатили целый ряд гуманитарных дисциплин. История, история книги и книговедение получили тысячи новых книжных памятников, многочисленные ранее неизвестные исторические источники. Полевые работы также позволили составить представление о региональных книжных собраниях и коллекциях, достаточно адекватно отражающих особенности и характер местной культуры, показали, что традиционную культуру русского старообрядчества в некоторых регионах еще можно было описать как систему, а это, в свою очередь, позволило выявить ее внутренние связи, зафиксировать структуру и характер, оценить как живую модель традиционной крестьянской жизни[632]
.Археографы, ведущие полевые исследования, уже в 1960-х гг. столкнулись с тем, что народная культура позднего русского Средневековья и книжная культура старообрядчества XX в. основывались на дониконовской печатной книге, прежде всего московской (более ранние экспедиции В.И.Малышева и отдела рукописей ГБЛ собирали только рукописную книгу). Это, в свою очередь, заставило археографов обратить самое серьезное внимание на деятельность Московского печатного двора, историко-культурная роль которого в советской литературе принципиально отрицалась[633]
.Сплошное тщательное изучение всех документов архива Приказа книг печатного дела позволило принципиально пересмотреть господствующую в историографии концепцию, значительно расширить сведения о количестве, характере и значении напечатанных в XVII в. книг, доказать, что руководители Печатного двора уделяли приоритетное внимание книгам, предназначавшимся для обучения вере и грамоте[634]
, тем самым обеспечивая и действенность остальных своих изданий.Поскольку архив Приказа зафиксировал только первоначальную распродажу изданий в книготорговой лавке, чтобы доказать их ведущую роль в культуре того времени, необходимо было выявить реальное географическое распространение и социальную функцию московской печати. Важнейшим источником этих исследований стали сохранившиеся экземпляры московских печатных книг (вернее, многочисленные записи на полях, оставленные их продавцами, покупателями, вкладчиками и читателями), особенно книги, найденные в регионах.
Задача изучения экземпляров кириллической старопечатной книги как исторического источника заставила выработать специальную методику[635]
их скрупулезного описания и правила публикации каталогов таких описаний, которые предполагали четкую рубрикацию описаний, структурирование типов полученной информации в 10–12 аннотированных указателях. Это, в свою очередь, способствовало значительному сближению описаний печатных и рукописных памятников, возвращая науку к представлениям о единстве рукописной и печатной книг, являющихся неразрывными составляющими книжной культуры второй половины XVI в., XVII и даже XVIII в.Народная культура как система воззрений и их хозяйственных, общинных, семейных художественно-прикладных проявлений, охватывающая все сферы жизнедеятельности, всегда имеет две координаты, которые ее определяют, — пространственную и временную. То есть народная культура всегда региональна и исторична.