Человек, который был похож на Ореста

Клитемнестра была женщиной скорее миниатюрной и отличалась редкостной белизной кожи. Ее волосы отливали золотом, но большие карие глаза на круглом личике обрамляли черные брови и ресницы. Взгляд царицы казался спокойным и даже неподвижным, а вот рот не замирал ни на минуту: то губы складывались бантиком, то влажный кончик языка пробегал по ним, то она присвистывала, то щебетала как птичка. Подчеркивая тонкость талии и пышность груди, Клитемнестра затягивала английский корсет до предела, что хотя и затрудняло дыхание, но зато придавало щекам прелестный румянец.

Царица никогда не говорила о своем возрасте, и с тех пор, как ее муж отправился на войну и сыграл свою роль в трагедии, упоминая о каких-либо датах, она соотносила их с тем днем, когда впервые надела то или иное платье или упала и ушиблась, а иногда с бурей, что разбила стеклянную крышу. Мысли ее вечно путались; рассказывая какую-нибудь историю, она все время сбивалась и не умела довести повествование до конца. Казалось, каждый абзац разветвлялся, и бедняжка порхала туда-сюда, беспомощно чирикая: вся ее речь состояла из смешков, вздохов, вскриков, признаний, всхлипываний, властных окриков, упоминаний о дедах и прадедах и бесконечных «Hy, я же вам говорила!». Увлекшись рассказом, царица вдруг замирала на полуслове и устремляла взор в потолок, словно любуясь полетом бабочек, приоткрыв рот и склонив голову набок. Эгист вставал на четвереньки и принимался лаять, и тогда Клитемнестра, очнувшись от грез, звала на помощь и бросалась на шею первому встречному. Видя, что жена так панически боится собак, царь начал испытывать нечто похожее на ревность. Царица частенько прогуливается одна — что, если какой-нибудь пес кинется на ее изящные щиколотки? Она тут же упадет в объятия, ну, например, капитана копьеносцев, который окажется случайно там, возвращаясь с базара, где он обычно покупал тюбик бриолина, или приказчика из ювелирного магазина, зашедшего предложить перстень с кусочком метеорита — замечательное средство против ревматизма, а счастливчик, отогнав собаку, воспользуется замешательством сеньоры царицы, ведь она всегда оправляется от испуга не сразу. Однажды вечером, когда Клитемнестра витала в облаках больше обычного, Эгист испытал соблазн провести небольшой опыт. В качестве объекта можно было бы использовать глухонемого демократа, помогавшего поливать розы в саду; все знали о его политических пристрастиях, а также о той слабости, которую он питал к служанкам. Царь мог бы спрятаться за колонной и в критический момент воспрепятствовать дальнейшему развитию событий.

Углубляясь в размышления на эту тему, Эгист говорил себе, что стоило царице наступить не на борзую, а на фокстерьера, и она вполне могла бы попасть не в его объятия, а в чьи-нибудь чужие. Но тогда сводилось на нет значение осады юной царицы, всех его песен, цветов, вздохов и серенад; а после падения Клитемнестре ничего другого не оставалось, как признаться ему в любви: только сияющий алмаз великой страсти мог искупить сей безрассудный поступок. Чистая случайность превратила Эгиста в убийцу Агамемнона и будущую жертву Ореста. Все эти рассуждения казались достойными психологического романа.