— В ней будет полторы вары, — сказал один голос.
— Пожалуй, два барабана выйдут, — заметил другой.
В голосах звучало безразличие, купцы, наверное, устали торговаться. Они щупали его кожу, вытягивали ее, нюхали, вымеряли пядями, сворачивали трубочкой.
— Я покупаю ее, — заявил молодой голос с лестничной площадки. — Я заплачу сейчас же золотыми местной чеканки.
— Как тебя зовут, покупатель? — спросил офицер Иностранного ведомства, указывая в сторону юноши огромным черным пером, словно вырванным из крыла гигантской птицы нездешних небес.
— Имя покупателя — Орест! — прокричал молодой голос, раздававшийся все ближе и ближе.
Эгист ощупывал себя — кожа по-прежнему оставалась на нем, иссохшая и желтая, это была его кожа, она пахла Эгистом. И он ни за что не отдаст ее, ни во сне, ни наяву. Царь начинал кричать и кричал, кричал, но никто не хотел слушать его, и меньше всего торговцы.
— Кто больше?
Маленькие красные пятна превращались постепенно в мух, которые садились, взлетали и снова садились. Когда они скапливались возле пупка или вокруг маленькой язвы на колене Эгиста, то казались блестящим зеленоватым пятном. Изумрудные туловища насекомых сверкали золотыми прожилками, крылья отливали голубизной, а единственный глаз на голове время от времени становился огромным, и казалось, не мухи, а одни только гноящиеся глаза ползают тут и там. Эгист понимал, что заживо разлагается, а потому вовсе не удивился, когда Орест отказался от покупки!
— Выделка плохая! Верните мне мое золото!
Монета, огромная, будто тележное колесо, прокатилась по телу паря и скрылась под его кожей, став спасительным щитом, о который сломаются все мечи. Но и щит не помог — благородный Орест, вооруженный до зубов, вошел внутрь Эгиста через его полуприкрытые глаза. Принц шагал внутри стариковского тела по тропке, что есть в спине каждого человека, и раздирал его внутренности своими шпорами, мечом, гребнем на шлеме, бриллиантовыми кольцами на пальцах, даже яростным взглядом, длинными кривыми клыками вепря и роковыми словами: «Эгист умрет, как собака!»
И то ли очнувшись от сна, то ли воскреснув, царь спешил скрыться, двигаясь на ощупь в полумраке, в тайнике, затаиться там за огромной паутиной. А потом постепенно возвращался к жизни, все в той же самой вечной коже. Эгист вставал на колени у ног Клитемнестры и обнимал их, а царица спокойно продолжала молоть крупу для каши на ужин или, закончив работу, потихоньку ела, дуя на каждую ложку. Она ставила тарелку на голову супруга и восклицала:
— Бедный ты мой, несчастный!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ