— Вот это утверждение мне кажется абсурдным, — сказал я. — Мне трудно поверить, что даже скорость света имеет предел. Все понятия очень относительны. Абсолютна только субстанция. И глубокое знание ее сущности, наверное, откроет для нас гораздо более прямые пути для общения.
Я замолчал и выжидательно посмотрел на него. Он тоже молчал, как-то, казалось, бессознательно покачивая головой.
— Надо сказать, ваши слова не лишены оснований, — ответил он наконец. — Но тогда должна была бы существовать и такая комбинация, как Галактика с человеческой цивилизацией.
— А почему бы и нет? — спросил я легкомысленно.
— Однако тогда распадается и ваша теория об обязательных контактах.
Конечно, он был прав.
— И кроме того, — продолжал незнакомец, — не стоит приписывать каждому сознанию качества земного человеческого сознания. Может быть и такое сознание, которое разминется с вашим земным сознанием, даже не заметив его или не обратив на вас внимания. А может быть, и заметит, но вы окажетесь вне его пути и цели. Разве вы обращаете внимание на муравьев, которые копошатся в вашем саду, хотя вы и знаете, что это живые существа? И разве вы стараетесь чем-то облегчить их существование?
— Но у них нет сознания!
— Кто вам сказал?.. И потом, это не настолько обязательно, как вы думаете. А может быть, они более совершенны, с вашей точки зрения, в том, что вы, люди, называете развитием. Кроме того, вы говорите о сознании вообще, в космическом масштабе, не умея показать мне его устойчивое и общее качество. Можно было бы допустить, например, что самое существенное качество сознания — его непрочность. Или же его самоуничтожение на определенных этапах развития. Таким образом отпадает и ваше основное утверждение о его бесконечном совершенствовании на протяжении огромных периодов времени.
— Да, действительно, вы правы, — ответил я смущенно. Несмотря на то что самый факт вашего присутствия говорит не в пользу таких доводов.
— Сейчас я говорю не о фактах, а о вашей логике.
— В таком случае я предпочел бы говорить о фактах, — сказал я.
Он снова покачал головой.
— К сожалению, именно об этом мы говорить не можем.
— Но почему? — спросил я не без раздражения.
— Это я могу вам сказать… Вы сами должны приобрести свои знания… Собственными силами пройти свой путь. Может быть, именно в этом смысл земного человеческого существования?
Голос его был тих, но в нем было какое-то особое звучание, и в первый раз у меня мелькнула мысль, что это не совсем человеческий голос.
— Наверное, вы правы, — ответил я. — Но я не могу представить себе вашу нравственную сущность. В конце концов, вы живете среди нас, видите наши страдания, неправду, насилие, видите, как иногда, несчастные и беспомощные, мы не можем вырваться из магического круга своего невежества, ясно сознаете, что вам так легко помочь всему, что несет добро и справедливость, но не делаете этого. Не угрожает ли это вашему собственному существованию?
Он посмотрел на меня как-то по-особенному.
— А если в нашей нравственной сущности гораздо больше разума, чем чувств?
— Мне трудно это предположить, — сказал я. — Если ваша цивилизация намного совершеннее нашей, такой же должна быть и ваша нравственность. Не может быть, чтобы вы примирились, например, с войнами. Представьте себе, что завтра над человечеством нависнет угроза атомного уничтожения. Неужели вы и тогда нам не помешаете?
— Разумеется, нет! — ответил он твердо. — Вы сами должны пережить кризис. Если мы помешаем вам искусственно, вы не выработаете иммунитета и в следующий раз погибнете от еще более страшной катастрофы.
Я печально покачал головой.
— Это логично!.. Но все же я не могу с этим согласиться. Почему вы не поможете нам хотя бы избавиться от страданий, в которых мы сами не виноваты?.. Избавьте нас хотя бы от рака…
— Я уже сказал вам, — ответил он, слегка нахмурившись. Это решение тех, кто совершеннее меня, они знают, что вам нужно… И я не имею права ничего изменить…
Именно тут заманчивая мысль пришла мне в голову:
— Тогда помогите хотя бы моему другу… Согласитесь, что один-единственный случай вмешательства не может изменить пути человеческого развития.
Незнакомец молчаливо откинулся на спинку стула. Мне показалось, что он колеблется, но я ошибся.
— Нет, я не имею права сделать это! — сказал он, слегка нахмурившись.
— А почему же вы помогли мне?.. Почему избавили от смерти меня?
— В тот момент я вообразил, что в этом будет моя вина… А я, естественно, не имею права быть виноватым.
На дворе уже стемнело, а в комнате все еще было светло, как днем. Но тогда я не обратил даже на это внимания.
— И все же вы вмешиваетесь в земные дела, — сказал я. — Я напишу обо всем, что произошло сегодня.
— В одно мгновение я мог бы стереть в вашей памяти все связанное с нашей встречей, — улыбнулся он.
— Вы это сделаете?
— Разумеется, нет… Пишите, что хотите… Все равно вам никто не поверит…
Это было последним, что я запомнил из нашего разговора.