Человек, который хотел быть счастливым

Зал церемоний представлял собой открытый амфитеатр. Когда мы пришли, он был уже почти полон, и мы заняли свободные места в последнем ряду – на самом верху, зато посередине. Я как меломан со стажем уже кое-что знал о гамелане, инструменте, напоминающем огромные бамбуковые ксилофоны и издающем ограниченное количество довольно грубых звуков. Их было штук восемь на сцене, и, когда начался концерт, меня поразил наполнивший амфитеатр шум. Казалось, я сейчас оглохну от какофонии, но потом сквозь гам стало пробиваться нечто вроде мелодии. Под конец я даже готов был признать, что в этой столь непривычной для западного уха музыке есть определенный шарм. В какой-то момент чувствуешь, что монотонное повторение одних и тех же мелодий действует гипнотически: такое впечатление, будто навязчивые звуки проникают прямо в мозг, погружая тебя в странное состояние. В амфитеатре стоял сильный запах ладана, исходивший сразу из нескольких мест и словно окружавший зрителей. Прошло минут десять-двадцать, а может, и больше – я абсолютно потерял ощущение времени, – и на сцене появились танцовщицы. Они были одеты в роскошные традиционные костюмы, одновременно яркие и изысканные, на головах сложные прически: волосы, убранные в пучок, украшенные жемчугом и прозрачными лентами. В каждом движении сквозила невероятная женственность и грация. Заметив издалека их полузакрытые глаза, я понял, что они в трансе и танцуют под гипнозом. Поразительное зрелище – танцовщицы, пребывающие в измененном состоянии сознания, при этом идеально чувствующие ритм и двигающиеся под звук гамеланов, который не только не дает им выйти из транса, но и передает это состояние зрителям. Они двигались очень слаженно и мерно. Главную роль в танце играли руки. Невероятно изящная и кодифицированная жестикуляция поражала элегантностью и точностью. Публика была настолько увлечена происходящим на сцене, что тоже готова была войти в транс. Надо сказать, этому весьма способствовал разлитый в воздухе запах ладана. Один Ханс время от времени поглядывал на часы. Клаудию спектакль, очевидно, завораживал. Было ощущение, что она вот-вот оторвется от земли и застынет в состоянии левитации, что, конечно, весьма заинтересовало бы ее ученого мужа. Постепенно ритм убыстрялся, а отупляющий рев гамеланов становился все громче, окончательно завладевая мозгом и не давая покоя душе, которая, казалось, уже не принадлежала мне. Запах ладана словно пропитал тело, проникнув вглубь моего существа. В голове плясали световые пятна, а каждая клетка тела вибрировала в ритме перкуссии.

9

После такого действа тяжело вести машину в непроглядном мраке ночи. К счастью, нужно было просто следовать за голландцами, не думая о том, куда едешь. Я знал, что на Ханса можно положиться: он оставался таким же спокойным и рассудительным, как всегда. Но хотя я ехал на автомате, дорога показалась невероятно долгой. Мы пересекали леса, поля и бесчисленные деревни. Въезжая в очередной населенный пункт, я старался сосредоточиться и не сбить одного из немногочисленных пешеходов, еще показывавшихся на улице. Самым сложным оказалось маневрировать, чтобы не столкнуться с машинами, сновавшими во всех направлениях чаще всего с выключенными фарами. Балийцы верят в реинкарнацию душ и не боятся смерти. Поэтому все они, как водители, так и пешеходы, не соблюдают правила дорожного движения. Несчастный смертный, каким я являюсь, вынужден вести себя вдвойне осмотрительно.

К полуночи мы доехали до Пемутерана. Было темно, но огоньки, мигавшие в разных частях пляжа, выдавали присутствие людей. Время от времени луна вырывалась из душивших ее объятий облаков и освещала холодным белым светом небольшие, лизавшие песок волны. Мы столкнулись лицом к лицу с чиновником, стоявшим у входа на пляж.

– Здравствуйте, мы приехали посмотреть на черепах, – сказал Ханс.

– Здравствуйте. Вы можете пройти на берег при условии соблюдения следующих правил: не приближаться к взрослым черепахам ближе чем на два метра, разговаривать шепотом, держаться подальше от воды и ни в коем случае не заходить на полосу, отделяющую черепах от моря.

– Хорошо.

– Приятного вечера.

Мы тихо шли по пляжу, вдыхая теплый ночной воздух, насыщенный запахом моря. Вскоре нам в глаза бросились раскиданные тут и там темные пятна – черепахи. Их панцирь в диаметре превышал метр, весили они сто двадцать килограммов. Гигантские рептилии выглядели неподвижными, словно уснули на песке. В периодически появлявшемся тусклом свете, будто отблеск небесного маяка, они напоминали слегка устрашающие доисторические чудовища. Остановившись в изумлении, мы довольно долго рассматривали их, пытаясь прийти в себя. Ни за что на свете мы бы не потревожили их покой. В тихой, почти религиозной тишине, нарушаемой лишь едва слышным плеском волн, они готовились совершить самое прекрасное действие на Земле. Их медлительность и спокойствие передались нам: мы стояли в оцепенении, любуясь редким моментом, а сердце замирало в груди.