Человек, который хотел понять все

– Далее, 24-ый проник (с помощью ключей, взятых у охранников) на территорию Потока и расстрелял всех заключенных, кроме 12-го и 16-го; а последних, угрожая оружием, отвел к карцеру, приказал им лечь на пол и перерезал им глотки. Потом перенес тела в карцер и уложил на кровати – вся операция не должна была занять более десяти секунд.

– А вы даже не проснулись? – язвительно поинтересовался Скептик. – Крепкий сон – признак чистой совести.

– Проснулся, господин Следователь, но не сразу, и поскольку трупы были укрыты с головой простынями, ничего не заметил.

– Вы поразительно ненаблюдательны, мой друг.

Франц промолчал, не желая тратить силы на бесплодные препирательства.

– Я уснул опять; а 24-ый, вернувшись в камеру, обнаружил, что некоторые заключенные не убиты, а только ранены, и дострелял их.

Злыдень и Скептик, перебиравшие бумаги на своих столах, подняли головы.

Добряк резко спросил:

– Откуда вы знаете?

– Что знаю?

– Что некоторые из заключенных не были убиты наповал?

– Догадался по пороховым отметинам на их телах – их приканчивали одиночными выстрелами в упор, да и винтовка, когда я ее нашел, была переключена на одиночный бой.

Злыдень и Скептик опять опустили головы и зашуршали бумагами. Франц продолжал:

– После этого 24-ый вернулся в карцер, приоткрыл дверь и разбудил меня каким-то звуком, а сам отправился в апартаменты Наставника (он понимал, что рано или поздно я обязательно туда приду). Он спрятался в спальне, намереваясь задушить меня, оттащить труп в изолятор, а потом представить дело так, будто я сам напал на него, но не рассчитал своих сил. Именно для этого он расстрелял все патроны и оставил нож в камере: иначе бы получалось, что я явился в изолятор вооруженным до зубов, и ему б никто не поверил, что он сумел меня одолеть.

– И он не испугался оставить нож? – недоверчиво спросил Добряк. – Ведь вы могли прихватить его с собой, и тогда б он не имел ни одного шанса. – Добряк посмотрел на остальных двух следователей, и те согласно закивали головами.

– 24-ый демонстративно оставил на рукоятке ножа отпечатки своих пальцев – он понимал, что, увидев их, я ножа не коснусь. Он, видимо, собирался стереть отпечатки уже после того, как убьет меня; он даже мог принести нож в изолятор, коснуться рукоятки моей ладонью и унести обратно – что подтверждало бы его версию событий. Видимо, 24-ый был уверен, что справится со мной голыми руками… и, кстати, справился бы, если б мне под руку не подвернулся тот камень.

Скептик поднял голову.

– Я должен предупредить вас, мой друг, – с лицемерной заботливостью сказал он, – что следов крови 24-го на камне не обнаружено – только мозги и кровь вашего Наставника. Ну и, конечно, отпечатки ваших пальцев.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я убил Наставника этим камнем, господин Следователь?

– Конечно же нет, подследственный, – снисходительно улыбнулся Скептик. – Я отлично знаю, что он был застрелен.

– Так в чем же тогда дело? – на этот раз Франц решил настаивать на своем.

– Я ведь объяснил, каким образом кровь Наставника оказалась на камне.

– Я лишь хочу обратить ваше внимание, подследственный, – сказал Скептик с напускным сожалением, – что даже самые незначительные детали вашего рассказа не подтверждаются вещественными доказательствами.

Отвечать на это Франц не стал. Силуэты следователей, будто вырезанные из черной бумаги, застыли перед ним.

Наконец Добряк шевельнулся и спросил:

– В своем рассказе, подследственный, вы сконцентрировались на описании действий 24-го…

– Гипотетических действий 24-го, – поправил Скептик.

– Хорошо, гипотетических, – Добряк откашлялся. – Однако почти не уделили внимания его мотивам. Иными словами: зачем 24-ый все это сделал?

Франц опустил голову… Oн давно ждал этого вопроса, однако удовлетворительного ответа не имел.

– Когда 24-ый на меня напал, он был совершенно безумен…

– А до этого? – перебил Скептик. – Показался ли он вам безумным накануне событий, когда только появился в камере?

– В камере я его видел около трех минут, – парировал Франц. – За такое время диагностировать шизофрению не смог бы даже опытный психиатр.

– Однако ж в кабинете вашего бывшего Наставника вы диагностировали ее и за более короткое время, – ехидно прокомментировал Скептик.

– 24-ый в это время меня душил – это помогает, – в тон ему ответил Франц.

Скептик презрительно хмыкнул, но ничего не сказал.

– Думаю, что 24-ый убил охранников, Наставника и остальных заключенных в припадке безумия, вызванном шоком от перехода с Первого Яруса на Второй и нападением на него урок. А потом решил свалить вину на меня. Если бы он меня задушил, то его версия выглядела бы единственно возможной. Она даже сейчас выглядит возможной, – Франц сделал паузу, – но, все же, не единственной, – он помолчал секунду, а потом повторил, делая ударение на каждом слоге: – Не е-дин-ствен-ной.