Зачем подследственный пошел после этого на квартиру Наставника и запасся там патронами, я вам сказать не могу – оказывать сопротивление аресту он, вроде бы, не собирался. Да и очередь, которую он выпустил из автомата, была явно нацелена в стену.
Скептик сел, удовлетворенно откинулся на спинку стула и после точно рассчитанной паузы великодушным голосом добавил:
– При определении меры наказания, я буду настойчиво просить трибунал принять во внимание факт несопротивления аресту: он характеризует подследственного с самой положительной стороны!
Стало тихо.
Франц почувствовал, что все взгляды сфокусировались на нем, и непроизвольно откашлялся.
– Ваша версия, господин Следователь, содержит с десяток мелких несоответствий и натяжек, – он старался говорить ровным и нехриплым голосом. – К примеру, почему 24-ый, убегая от меня, пробежал мимо апартаментов Наставника и ринулся на территорию Потока? Ведь защиту разумно искать у представителя власти, а не у других заключенных…
Скептик вскинулся, но Франц продолжал, не давая ему вставить слово:
– Или: зачем я, по-вашему, запихал труп зарезанного охранника в стенной шкаф? Ведь если б я хотел убрать его из коридора, то не проще ли было оттащить тело в карцер и свалить там на пол?
И опять Скептик попытался перебить, но Франц гневно повернулся к нему:
– Дайте мне договорить до конца, господин Следователь!
Отшатнувшись, Скептик умолк.
Франц несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с мыслями и силами. От того, что он скажет теперь, зависело мнение Добряка – единственного следователя, которого можно было склонить на свою сторону.
– Я мог бы указать еще несколько таких же несоответствий, но от несоответствий вы всегда отговоритесь, – Франц вытер пот со лба. – Однако, помимо мелких натяжек, ваша версия содержит и одно явное противоречие, которое перечеркивает ее правдоподобие целиком.
Все три следователя подались вперед, Франц чувствовал тяжесть их взглядов кожей лба.
– Вы нашли отпечатки моих пальцев по всему этажу: на ноже, на винтовке, на записной книжке Наставника, на дверях карцера и жилой камеры, в апартаментах Наставника, на дверцах сейфа и стенного шкафа с трупом зарезанного охранника…
Однако в одном месте, где, согласно только что высказанной версии, я должен был оставить их наверняка, – вы ничего обнаружить не могли.
Выдержав паузу, Франц сказал, тщательно выговаривая каждую букву:
– На двери изолятора отпечатков моих пальцев нет.
Несколько секунд в комнате продержалась пугающе абсолютная тишина, а затем Добряк рассмеялся с облегчением обретенной определенности.
– Это решает дело, – сказал он Скептику, и, повернувшись к Францу, добавил: – но не в вашу пользу, подследственный, – Франц с удивлением привстал, однако Добряк, не обращая внимания, продолжил: – В описи изъятых у вас предметов упомянуты… – он взял со стола какую-то бумажку, – «…два куска материи, оторванные от одной из простынь в карцере и использованные, видимо, для обматывания ладоней», – Добряк поднял глаза. – Для того чтобы сбить следствие с толку, вы просто носили часть времени самодельные перчатки.
– Какие перчатки?! – оторопел Франц. – А-а, эти… Да я ж не для того их вовсе оторвал… Я просто…
Но его уже никто не слушал.
Встав и громко переговариваясь между собой, следователи собирали со своих столов бумаги: «А ничего себе допрос получился, интересный…» – неожиданно добродушно сказал Злыдень. «Ничего, – согласился Скептик. – Это потому, что подследственный попался сообразительный». Стенографистка хлопотливо собрала свои манатки и вышла из комнаты.
Франц понял, что проиграл. Ч-черт! Как он мог забыть об этих «перчатках»…
– Что будет дальше? – хрипло спросил он.
– А вы что, не знаете? – доброжелательно прогудел Злыдень. – Для получения личного признания вы передаетесь в Межсекторную Службу Безопасности. – он махнул рукой в сторону мужчины и женщины, все еще сидевших у задней стены.
– Какого еще личного признания? – не понял Франц.
– Прямых улик в этом деле нет… так что-то ж надо будет в трибунал представить, – охотно пояснил Злыдень. – Обычная процедура… вы разве не проходили на теоретических?
– Что вы, коллега, – вмешался Добряк, – «Основы правовых» у нас запланированы лишь на следующий семестр.
– Понятно… – без особого интереса пробасил Злыдень.
Переговариваясь на ходу, следователи вышли из комнаты. Перед тем как исчезнуть в дверном проеме, Добряк щелкнул выключателем на стене, и лампы, направленные Францу в лицо, с громким щелчком потухли. Спектакль театра теней кончился.
В комнате воцарился приятный для его израненных глаз полумрак.
Мужчина и женщина из Межсекторной Службы Безопасности встали со своих стульев; Франц тоже поднялся на ноги.
– Вам придется пройти с нами, – тихо сказала женщина.