Человек, который хотел понять все

– Это решает дело, – сказал он Скептику, и, повернувшись к Францу, добавил: – но не в вашу пользу, подследственный, – Франц с удивлением привстал, однако Добряк, не обращая внимания, продолжил: – В описи изъятых у вас предметов упомянуты... – он взял со стола какую-то бумажку, – «...два куска материи, оторванные от одной из простынь в карцере и использованные, видимо, для обматывания ладоней», – Добряк поднял глаза. – Для того, чтобы сбить следствие с толку, вы часть времени носили самодельные перчатки.

– Какие перчатки?! – оторопел Франц. – А-а, эти... Да я ж не для того их вовсе оторвал. Я просто...

Увы, его никто не слушал.

Громко переговариваясь, следователи собирали со столов бумаги: «А ничего себе допрос получился, интересный...» – с неожиданным добродушием сказал Злыдень. «Да, интересный, – согласился Скептик. – Это потому, что подследственный попался смышленый». Стенографистка хлопотливо собрала свои манатки и вышла из комнаты.

Франц понял, что проиграл. Ч-черт! Как он мог забыть об этих «перчатках»?

– Что будет теперь? – хрипло спросил он.

– А вы не знаете? – прогудел Злыдень. – Для получения личного признания мы передаем вас в Межсекторную Службу Безопасности, – он махнул рукой в сторону мужчины и женщины, сидевших у задней стены.

– Личного признания? – не понял Франц.

– Прямых улик в этом деле нет, так что-то ж надо в трибунал представить, –пояснил Злыдень. – Обычная процедура. Вы разве не проходили на теоретических?

– Что вы, коллега, – вмешался Добряк, – «Основы правовых» у нас запланированы лишь на следующий семестр.

– Понятно, – без особого интереса пробасил Злыдень.

Переговариваясь на ходу, следователи вышли из комнаты. Перед тем как исчезнуть в дверном проеме, Добряк щелкнул выключателем на стене, и лампы, направленные Францу в лицо, с громким щелчком потухли. Спектакль театра теней закончился.

В комнате воцарился приятный полумрак.

Мужчина и женщина из Межсекторной Службы Безопасности встали. Франц тоже.

– Вам придется пройти с нами, – негромко сказала женщина.

4. В Межсекторной Службе Безопасности. Часть 1

Первые пять минут после возвращения с допроса Франц пролежал лицом вниз на цементном полу камеры – там, где его оставили охранники. Влезть на деревянную лежанку, заменявшую ему кровать, не хватало сил. Медленно пульсирующая головная боль резонировала в каждой клеточке тела, но более всего – в пальцах правой руки, разбитых в кровь в конце сегодняшнего допроса. Пальцы левой руки, разбитые в кровь в начале допроса, находились в ненамного лучшем состоянии.

В камере было тихо и сумрачно. На стенной полке одиноко маячил кумачовым переплетом Устав Штрафных Ситуаций. Расположенный над полкой ночник источал тусклый синий свет.

Франц встал на колени, потом на корточки и, забросив руку на лежанку, медленно втащил себя наверх – и тут же, подавив спазм тошноты, перекатился со спины на бок. Последние три дня лежать лицом вверх он уже не мог: от бесчисленных ударов резиновой дубинкой кружилась голова. Он закрыл глаза, с содроганием предвкушая, как сейчас с громким щелчком оживет громкоговоритель и до безумия знакомый баритон начнет с театральным завыванием читать монолог Гамлета «Быть или не быть». (Будто услышав его мысли, с громким щелчком ожил громкоговоритель, и до безумия знакомый баритон начал с театральным завыванием читать монолог Гамлета «Быть или не быть».) Франц с ненавистью посмотрел вверх: проклятое устройство располагалось в прочной решетчатой клетке под самым потолком – не доберешься. Теперь оно будет шуметь восемь часов подряд: после монолога Гамлета неизвестный пианист сыграет Турецкий Марш Моцарта, потом прозвучит «Интродукция и рондо-каприччиозо» для скрипки с оркестром Сен-Санса, потом... что потом?... Ага, первый акт «Двенадцатой ночи», затем Второй Концерт Шопена... На этом месте Франц, как правило, засыпал и спал два часа до фортиссимо в третьей части соль-минорного прелюда Рахманинова... и тут же засыпал опять – с тем, чтобы уже окончательно проснуться от оглушающего утреннего звонка (громкоговоритель пел в это время «Лесного царя» Шуберта и, допев до конца, выключался до вечера). В среднем получалось, что спал Франц около шести часов в сутки.