23-й быстро достает из его кобуры пистолет, прячет тело в подвернувшийся поблизости стенной шкаф (чтобы убрать из пределов видимости второго охранника) и возвращается бегом в карцер. Отдышавшись и успокоившись (если это слово применимо к параноику), подследственный крадется с пистолетом в руке к главному посту. К счастью для себя он остается незамеченным до самого последнего момента (внимание второго охранника поглощено порнографическим журналом) и получает возможность выстрелить с близкого расстояния. Затем 23-й разбивает вдребезги настенный телефон – наслаждаясь разрушением?... или чтоб никто не поднял тревогу?... Я думаю, что ответить на этот вопрос не сможет сейчас и он сам.
Дальнейшие события развиваются по сценарию, описанному подследственным, однако главным действующим лицом является не трусливый и туповатый 24-й, а сам 23-й. Сначала – визит к Наставнику: взлом, убийство. Сейф, конечно же, заперт, но шифр 23-й обнаруживает на первой странице записной книжки покойного (ох, уж эти наставники... говорено же сотни раз: держите комбинацию к сейфу в памяти!). 23-й оставляет записную книжку (со своими отпечатками пальцев) на столе, вооружается автоматом и навещает своих друзей-сокамерников. Выстрелы, фонтаны крови, крики ужаса музыкой льются в безумную душу убийцы. Вскоре, однако, 23-й обнаруживает, что в камере нет новичка... где может быть этот несчастный? – Ну конечно, в изоляторе. Последнего свидетеля произошедшего необходимо уничтожить, и 23-й направляется туда, даже не пополнив запаса патронов. Он полностью уверен в своих силах: у него есть нож, и вообще – чего бояться жалкого толстяка? Вот тут-то и произошла осечка: 24-й слышит, как кто-то, пробуя разные ключи, возится с замком, и чует неладное. Он встает сбоку от двери, а когда подследственный входит, – новичок отталкивает его и выбегает в коридор.
Погоня, однако, длилась недолго: где уж грузному 24-му убежать от поджарого подследственного... Увидев, что его догоняют, новичок сворачивает в поисках защиты на территорию Потока, но безо всякой для себя пользы... и через несколько секунд он безжалостно зарезан.
Зачем подследственный пошел после этого на квартиру Наставника и запасся там патронами, я вам сказать не могу – оказывать сопротивление аресту он вроде бы не собирался. Очередь, которую он выпустил из автомата, была явно нацелена в стену.
Скептик сел, удовлетворенно откинулся на спинку стула и после точно рассчитанной паузы добавил великодушным тоном:
– При определении меры наказания, я буду настойчиво просить трибунал принять во внимание факт несопротивления аресту: он характеризует подследственного с самой положительной стороны!
Стало тихо.
Франц почувствовал, что все взгляды сфокусировались на нем, и непроизвольно откашлялся.
– Ваша версия, господин Следователь, содержит с десяток мелких несоответствий и натяжек, – он старался говорить ровным и не хриплым голосом. – К примеру, почему 24-й, спасаясь от меня, пробежал мимо апартаментов Наставника и кинулся на территорию Потока? Ведь защиту разумно искать у представителя власти, а не у других заключенных.
Скептик вскинулся, но Франц продолжал, не давая ему вставить слово:
– Или: зачем я, по-вашему, запихал труп зарезанного охранника в стенной шкаф? Ведь если б я хотел убрать его из коридора, то не проще ли было оттащить тело в карцер и свалить там на пол?
И опять Скептик попытался перебить, но Франц гневно повернулся к нему:
– Дайте мне договорить до конца, господин Следователь!
Отшатнувшись, Скептик умолк.
Франц несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. От того, что он сейчас скажет, зависело мнение Добряка – единственного следователя, которого можно склонить на свою сторону.
– Я мог бы указать еще несколько таких же несоответствий, но от
Все три следователя подались вперед, Франц чувствовал тяжесть их взглядов кожей лба.
– Вы нашли отпечатки моих пальцев по всему этажу: на ноже, на винтовке, на записной книжке Наставника, на дверях карцера и жилой камеры, в апартаментах Наставника, на дверцах сейфа и стенного шкафа с трупом зарезанного охранника... Однако в одном месте, где, согласно только что высказанной версии, я должен был оставить их
Выдержав паузу, Франц сказал, тщательно выговаривая каждую букву:
Несколько секунд в комнате продержалась пугающе абсолютная тишина; затем Добряк рассмеялся с облегчением обретенной определенности.