Человек, который хотел понять все

– Инструкция?... – Фриц озадаченно поправил на переносице очки. – Да нет... мы просто всегда так делаем. Ну, если хотите, могу дать вам отсрочку – скажем, до послезавтрашнего вечера, хорошо? – Следователь подобрал с пола свой атташе-кейс и встал. – Подумайте, время есть... а решение, в общем, очевидно, – уже от двери он обернулся. – Я приду послезавтра в семь вечера: подпишем бессрочную приостановку следствия, и все дела. До свиданья.

– До свиданья, – отозвался Франц, опуская голову на подушку, и отвернулся к окну.

Черное стекло окна отражало лишь белый потолок.

3. Таня: Прощание

Отклонения от привычного распорядка дня начались сразу же, как только Франц формально отказался от приостановки следствия. Стоило лишь Следователю Фрицу выйти из палаты, унося в своем атташе-кейсе Постановление о передаче дела на Четвертый Ярус, как в дверь вошла Вторая Медсестра, отсоединила от Францевой руки провода и отключила аппаратуру на этажерке у стены. Очевидно, он более не считался пациентом Госпиталя, в соответствии с чем восьмичасовый визит Доктора также оказался отменен.

Следующая неожиданность произошла сразу после ужина: Медсестра принесла большую хрустальную вазу с осенними листьями и, сказав что-то ласково-обволакивающее, поставила на тумбочку. Франц глубоко вздохнул – и наяву ощутил снившийся ему сквозь закрытое окно запах осени.

Наконец перед сном ему не дали очередной порции таблеток: Вторая пришла в палату с пустыми руками – ни блюдечка с лекарствами, ни стакана воды. Франц вопросительно посмотрел на нее, изобразив, как бросает таблетку в рот и запивает водой, но Медсестра, мягко улыбаясь, покачала головой. Потом она подошла к постели, наклонилась и неожиданно поцеловала его в губы. Пока ошеломленный Франц приходил в себя, Вторая погасила свет и вышла, оставив позади себя, как чеширский кот, реющую в темноте воздуха улыбку.

Франц остался один. Из-под полупрозрачной кисеи облаков в окно просвечивала полная луна, дождя не было. Спать он пока не собирался, он собирался думать. Хотя о чем думать? Постановление подписано – обратного пути нет.

Он закрыл глаза, в который раз проверяя правильность решения внутренними ощущениями... на душе было смутно. Подписание Постановления не казалось бесповоротным, все еще может десять раз измениться...

Но с другой стороны, что может измениться? Завтра в восемь за ним заедет Фриц – и все, конец Третьему Ярусу.

И все, конец его роману с Таней.

Немного притупившаяся боль ожила вновь, чуть ниже раны в груди, в районе солнечного сплетения. А еще говорят, что от любви должно болеть сердце – чушь! Скорее, ближе к желудку. Франц усмехнулся: целебная ирония спасет его, как всегда.

Может, все-таки остаться? Попросить Фрица порвать проклятое Постановление – и пусть подбросит Франца завтра утром на своей машине до Таниного дома! Франц представил себе, как нажимает кнопку звонка и ничего не ожидающая, сонная Таня открывает дверь. И тогда он скажет ей: «Я остаюсь!» – а она бросится ему на грудь и прильнет теплым тоненьким телом. Господи, зачем он все это затеял?

– Господи, зачем ты все это затеял?

Вздрогнув от неожиданности, Франц открыл глаза: дверь в палату была приоткрыта, на пороге, черным силуэтом – Таня.

– Закрой дверь, – тихо сказал он. – И говори шепотом, если не хочешь, чтобы тебя вывели со скандалом. Как ты вообще сюда пробралась?

Плохо различимая в темноте, Таня отделилась от притолоки и с громким щелчком затворила дверь.

– Через вход, – сказала она в полный голос. – В корпусе никого, кроме нас, нет.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую.

Она невесомо присела на край кровати.

– Что, подписал?

– Подписал, – Франц нажал на кнопку, чтобы приподнять изголовье, но кровать осталась в горизонтальном положении. – Что за черт?!...

– Электричества нигде нет – можешь не пытаться.

– А свет в коридорах?

– Говорю тебе, нет нигде.

От нее исходил слабый запах духов и осенней свежести.

– Почему ты не хочешь остаться на Третьем Ярусе? – спросила Таня.

– А почему ты не хочешь уйти со мной на Четвертый?

– Я тебе говорила: я боюсь.

– И я тебе говорил: я не могу жить, не понимая.

– А я тебе на это отвечала: ты все равно не поймешь все и до конца.

– А я тебе на это отвечал: я должен хотя бы попытаться.

Поток серебристого света, струившийся в окно, плавно усиливался – облачко, закрывавшее луну, сползало, уносимое ветром. Если б не зеленые глаза, лицо Тани казалось бы сделанным из гипса.

– Чушь! – с неожиданным озлоблением выдохнула она. – В какой дурацкой книжке ты это прочитал? Такая чепуха не может быть настоящей причиной, нормальный человек не поедет черт знает куда из-за выдуманного идиотизма! Так делают только герои подростковых романов про покорение Антарктики! – Таня захлебывалась словами. – Скажи мне, наконец, правду, мучитель... идиот...

– Я тебе уже сказал. Постарайся понять.

На несколько секунд стало тихо.

– Извини. Я была не права, – Таня встала и отошла к окну.

– Постарайся понять, – повторил Франц, – как бы книжно это ни звучало: я не могу быть счастлив, не поняв произошедшего. Я должен дойти до конца.