Человек, который хотел понять все

Таня ходила по дорожке вокруг пруда и, натыкаясь в рассеянности на мамаш с колясками, размышляла изо всех сил... вот только идеи ее носили нереально-разрушительный характер. Например: прийти завтра к товарищу-полковнику и плюнуть ему в лицо, как партизан гестаповцу! Или, скажем, попросить у Мазаевой портативный Филипс, подаренный любовником-дипломатом, пронести под платьем и записать всю беседу на пленку. А потом переслать на Би-би-си – пусть гад повертится! Вскоре, однако, разрушительность идей пошла на убыль, возобладал страх за выставку: ведь сколько сил угрохано на получение разрешения и организацию! А может, просто получить бюллетень и не ходить к товарищу-полковнику... Подумав минут пять, вариант этот она с сожалением забраковала: не придет завтра – вызовут послезавтра. Нет, вопрос надо решать на корню, раз и навсегда. Эх, жаль, нет Давида в Москве... и ведь не позвонишь ему в Архангельск по такому поводу!

Одно знала Таня твердо: Ивану говорить ничего нельзя. Ни полслова! И даже вида не показывать! Ведь только-только выходили – а тут, неровен час, опять в Психздоровье загремит.

Ничего дельного она не придумала – ни тогда на Патриарших, ни вечером дома, ни утром на работе. Над ней висел выбор из двух проигрышных вариантов: отмена персональной выставки или потеря персонального достоинства. Буквально до самого последнего момента Таня надеялась, что придумает какой-нибудь компромисс, приемлемый одновременно и для ее совести, и для служебных обязанностей товарища-полковника. Лишь постучав в дверь 651-й комнаты, она внезапным инстинктом поняла, что такого компромисса не существует. Единственный выход – отказываться от всего.

Как потом объяснил Давид, все еще могло кончиться без больших потерь, поскольку принятое в последнюю секунду решение было правильным. Оставалось лишь мягко, без скандала воплотить его в жизнь: «Все понимаю, Вячеслав Петрович, но подписывать дальнейшие бумаги считаю ненужным. Если я что плохое услышу, то и без бумаг, как честный советский человек, сообщу куда следует!» – а дальше по обстоятельствам. В общем, шанс у нее имелся, и шанс неплохой.

Если б только не повела Таня себя так дико.

Второй раунд ее поединка со всемогущим Комитетом начался с неприятной неожиданности: замены комитетского состава в ходе встречи. А именно: вместо ее друга Славы в 651-й сидела тощая змееподобная девица в облегающем шерстяном платье и гладкой прическе. Может, начальство решило, что девочки-подружечки легче общий язык найдут... а вернее всего, за семь часов с открытия магазина товарищ-полковник так назюзюкался, что допрос проводить уже не мог. «Глебова? – с фальшивой радостью проскрипела Змея противным тонким голосом. – Заходи. Я вместо Вячеслав Петровича беседовать с тобой буду».

Отчего Таня так невзлюбила девицу, осталось навсегда загадкою. Может, оттого что та не представилась, а может, из-за обращения по фамилии. Неужто не могла в Танином досье имя посмотреть? Да и к встрече с товарищем-полковником Таня худо-бедно подготовилась: одела костюм с короткой юбкой (не то, чтобы мини, а так... чуть выше колен) и отрепетировала, как будет рыдать. А в разговоре со Змеей голые коленки и рыдания только повредить могли.

Отменив накипавшие на глазах слезы, Таня села на предложенное ей место возле змеиного стола.

«Давай обсудим задачи твои, Глебова, – без вступления начала кагэбэшница, перекладывая на столе какие-то бумажки. – Прежде всего, выйдешь ты через мужа своего на организатора Группы Гордеева». От удивления Таня подскочила на стуле, но Змея, не глядя на нее, продолжала: «Когда будешь разговаривать с Гордеевым, скажешь, что хочешь к ним присоединиться... – тут она подняла глаза и мило улыбнулась. – Ты ведь художником считаешься?... вот это и используй!» (Если до этой фразы все еще могло закончиться без скандала, то после нее – никогда! Речь шла лишь о степени его грандиозности.) Откинувшись на спинку стула, Таня положила ногу на ногу – так, чтобы голая коленка показалась выше поверхности стола. «И еще скажешь Гордееву, что есть у тебя доступ к ксероксу – афиши о нелегальных выставках множить. Ясно?» Таня кивнула и сексуально улыбнулась. «Вопросы есть?» Таня покачала головой и медленно облизала губы кончиком языка. «Ну, хорошо, – проскрипела кагэбэшница, неприязненно косясь на голое колено новой внештатной сотрудницы. – По выполнении позвонишь вот по этому номеру», – она поднесла через стол к Таниному носу листок с семью цифрами. «И не записывай ничего, Глебова, – раздраженно заметила девица, когда Таня полезла в сумочку, – в голове держать привыкай». – «Записывать? – ужаснулась та. – Ни за что!» Достав губную помаду, она подмазала себе губы и стала сосредоточенно смотреться в зеркальце. Змеиная рука с телефоном повисла в воздухе.

Тут кагэбэшница наконец поняла, что над ней издеваются.