Человек, который хотел всё исправить

Я повернулся туда, откуда шел звук и спросил:

— Одежду какую-нибудь дадите?

— Шевелись, давай, не заставляй отправлять за тобой ребят, — ответил голос.

Распашонка полностью покрывала меня спереди, но спина и зад были совсем голые, прикрытые лишь редкими узелками завязок. Да и черт с вами, любуйтесь! Я подошел к дверному проему. Коридор был не очень широким — так, чтобы два человека спокойно разошлись, не более, но зато очень длинным. Сделав шаг, отметил, что здесь заметно прохладнее. Идти босиком по холодной керамике пола было неприятно. Через дюжину шагов в стене справа обнаружилась дверь, такая же, как в моей камере — без ручки. В верхнем левом углу черной краской было отпечатано: «ПП 2». Я прошел дальше. Спустя полтора десятка метров, коридор упирался в дверь, и расходился от нее в обе стороны. Получался такой Т-образный вестибюль, а моя камера была в самом тупичке. Этот участок был скудно освещен, а уходящие влево и вправо коридоры и вовсе тонули в темноте. На двери передо мной была напечатана крупная буква «Д». Помявшись немного, я постучал по холодному твердому пластику. Раздался тихий щелчок, и дверь открылась в мою сторону на ширину ладони. В коридор пробилась полоса яркого света. Я все еще не решался войти. И все тот же командный голос настойчиво произнес:

— Заходи уже, не томи!

Глава 22

В просторном кабинете стоял устойчивый запах дорогого табака, хотя сейчас там никто не курил и воздух был чистым. Посредине стоял массивный черный стол, на котором в идеальном порядке, стопочка к стопочке, были разложены документы и канцелярские принадлежности. У края стола разместились два больших монитора и клавиатура. Вдоль одной из стен кабинета рядком стояли шкафы с книгами, а у противоположной — длинный диван. За столом в шикарном кожаном кресле сидел сам Андрей Бонд — местный начальник. В стене, позади него, я разглядел контур еще одной двери, которая была такой же малозаметной, как и все остальные здесь.

— Садись, разговор есть, — мужчина кивнул в сторону дивана.

Я молча вошел и сел на указанное место. Бонд несколько минут просто смотрел на меня, задумчиво крутя в руке карандаш. Затем бросил короткий взгляд на монитор, после чего, крутанувшись в кресле, повернулся ко мне всем телом.

— Итак, что же нам с тобой делать?

В его голосе я услышал искреннее любопытство. И никакого намека на иронию или сарказм. Внутри меня засветился огонек надежды: неужели что-то может измениться? До сих пор я был уверен, что судьба моя уже решена. «В любой непонятной ситуации отвечай вопросом на вопрос!», вспомнилось мне.

— А вы не знаете? — мое любопытство тоже было искренним.

— Теперь уже нет. Видишь ли, пока ты был в коме…

— Я был в коме?

— Да, шесть дней. Наши медики ввели тебя в медикаментозную кому, чтобы устранить опухоль в мозгу…

— Какую опухоль? — снова перебил я Бонда, непроизвольно прикоснувшись к затылку.

— А ты что думал, дорогой? — мужчина пристально посмотрел мне прямо в глаза, — Что прыжки во времени это игрушки? У тебя организм разваливается. Некоторые органы, не все, но многие. Нервная система, в целом. Сосуды опять же. Сердечко не пошаливает, не? — вдруг язвительно спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил — Но больше всего это отражается на мозгах. Тебе сильно повезло, что мы тебя так быстро взяли. И то пришлось привлекать спецов с другого ведомства. Да прекрати ты голову ощупывать! С ножом в башку тебе никто не лазил, не в каменном веке живем, технологии позволяют. Что у тебя там образовалось, все удалили. Но сколько ты еще протянешь, никто сказать не может.

— Да вроде ничего не болит, — робко заметил я.

— Конечно, не болит — такие люди работали! А препараты, которые в тебя накачали, стоят в тысячу раз больше, чем твоя никчемная жизнь. Но дело в том, что, несмотря на все усилия, ты все равно сдохнешь. Твой организм дал сбой на клеточном уровне. У тебя теперь каждая клетка живет по-разному, одна затормозилась, другая ускорилась, а третья уже отмирает. Соображаешь?

— Не очень, — честно ответил я.

— Да и черт с тобой! Какая вообще разница, что тебя убьет: какая-нибудь новая форма рака или ты сам, очередным безумным поступком.

— А чего вы со мной возитесь тогда? Тратитесь на врачей, на какие-то супер-лекарства? — наконец задал я правильный вопрос.

Бонд вскочил со своего кресла и принялся ходить кругами по кабинету, заложив руки за спину. Наконец, остановился напротив меня, вздохнул, и вдруг сказал:

— Всем приходится расплачиваться за свои косяки. И мне тоже. Ты ошибка. Моя ошибка. Мой личный персональный геморрой. Нет, даже хуже. Геморрой хотя бы можно удалить.

Я откровенно не понимал, что происходит. Вроде бы все закончилось вполне удачно для таинственной конторы и для этого бывшего военного с киношной фамилией. А теперь он ходит по кабинету и ругается. Ничего не понятно. Хотя известие о том, что меня нельзя удалить, конечно, радовало.

В конце концов, Бонд успокоился, снова уселся в свое кресло и, сложив руки на животе, вполне примирительным тоном сказал: